Джейсон Хаф - Mass Effect. Андромеда - Восстание на «Нексусе»

Наконец Эддисон кивнула:

– Хорошо, дайте мне связаться с Кеш…

– Извините, но нет. Нам ни к чему участие кроганов, – спокойно прервал ее Танн. – Они сделали свое дело. Теперь мы должны сделать свое, – сказал он, делая ударение на последнем слове. – Сделать нашу работу. Разве вы не согласны?

На этот раз она не стала спорить. К тому же – Танн это знал – и спорить-то тут было не о чем. Абсолютно трезвый план. Ему нравилось думать, что даже Слоан поддержала бы его, пусть бы и приправила какой-нибудь устрашающей тактикой. Пригрозила бы выбросить их на щупальца Скверны или что-нибудь в том же зверином духе.

Танну доставлял удовольствие тот факт, что теперь Слоан была вне процесса принятия решений, где ей, по его убеждению, не было места.

А он вовсе не был зверем.

– Один неверный шаг или взрыв недовольства, – сказала Слоан группе, когда к дверям камеры подошли охранники, – и я накормлю вас вашими же зубами, ясно?

Голос ее прозвучал тихо, но убедительно.

Они все мрачно кивнули.

Даже Ннеброн, чья темная кожа пожелтела. Нервы, подумала она. Они все ощущали это – гнетущее понимание того, что ничто не может защитить их от наказания, которому решит подвергнуть их совет.

Ничто, кроме нее самой, напомнила себе Слоан, и она будет сражаться до последнего за их жизни и будущее. Все остальное будет еще хуже, чем предательство по отношению к ним. Укрепит совет в убеждении, что у мятежников не имелось никаких оснований для бунта, для сопротивления.

Слоан знала: такие основания у них имелись.

Каликс если что и сделал для них, так это дал им почувствовать вкус свободы. И теперь им было трудно набрать воды в рот и молча слушать, как говорит она.

Они уже все обсудили. Слоан будет биться за них, но только если они станут делать то, что сказала она. Все остальное – бесполезно, и у Слоан не хватало терпения убеждать людей делать то, что для них лучше всего.

Дверь открылась. Внутрь вошла Талини в сопровождении двух офицеров. Заключенные растерянно переступали с ноги на ногу, не желая смотреть ни на своих тюремщиков, ни на саму Слоан.

– Выходим по одному, – приказала Талини. – Руки на голову. Не разговаривать. Идти строем.

Слоан кивнула сокамерникам:

– Идем.

Они с мрачными лицами и плотно сжатыми ртами стали выходить из камеры, положив руки на головы. Агенты службы безопасности, сжимавшие штурмовые винтовки, выстроили их по двое. Последней шла Слоан, она остановилась в дверях. Талини молча посмотрела на нее, в ее выражении читалось молчаливое сочувствие.

– Насколько плохо? – вполголоса спросила Слоан.

– Не знаю, – ответила азари, покачав головой. – Они держат рот на замке.

– Вероятно, боятся, что ты верна мне, – с горьким юмором сказала Слоан. – Пожалуй, это я заслужила.

Рот Талини искривился.

– Мне очень жаль, Слоан.

– Да. – Она повела плечами, потом положила руки на голову, устремила взгляд перед собой. – И мне тоже.

Слоан вышла из камеры. В коридоре заключенные выстроились в два неровных ряда, почти все молчали. Больше сотни мятежников, прикинула она, их боевой дух сник под тяжестью мысли о том, что за бунтом последует наказание.

– Идем, – сказала Талини и стала во главе колонны.

Больше ни одного слова до самого комцентра. По пути к ним присоединялись другие заключенные – те, чьи раны позволяли им передвигаться. По прибытии их пропустили внутрь, и Слоан ничуть не удивилась, увидев кольцо охраны. В центре сидели Эддисон и Танн.

Чуть в стороне стояла Кеш и вела вполголоса напряженный разговор с Нордой, Вратчем и еще одним кроганом – он выглядел светлее всех остальных, седее. Его шкура была иссечена шрамами, изуродована проплешинами и бороздами, и он явно выглядел старше всех остальных. Древним стариком, если учитывать среднюю продолжительность жизни кроганов.

Норда почти не удостоила Слоан взглядом, разве что отреагировала на ее появление кряхтением и поднятием широкой головы.

Кеш смотрела мрачно и серьезно. Норда ударила ее по плечу дюжим кулаком и сказала что-то тихим, но раскатистым голосом. Слоан не знала, о чем они говорят, но вздох Кеш пронесся по залу комцентра, как отдаленный удар приближающегося грома.

Танн кинул на кроганку испуганный, настороженный взгляд, и тогда Эддисон заговорила первой:

– Спасибо, вы теперь все можете опустить руки.

У Танна отвисла челюсть.

– Разве мы…

– Мы, по меньшей мере, можем оказать им некоторое уважение, – сказала Эддисон вполголоса, но ее слова услышали все.