Чак Вендиг: Последствия: Долг жизни

Охотница отходит от Первина Гедди, небрежно сунув руки в карманы.

— Прости, команда. — Последнее слово сочится особым сарказмом. — Увы, мне не поменять ни своих рогов, ни своих татуировок, ни своей натуры. — Она пожимает плечами. — Мне предложили награду получше. Собственно, сделка весьма неплоха. — Она достает инфопланшет и бросает его Hoppe.

Норра ловит его и дрожащими пальцами включает экран.

На нем она видит назначенную за них награду. Видит их собственные лица, среди которых лицо ее сына.

— Ах ты, мерзкий донный жучила! — злобно бросает Барелл. — А я тебе доверял…

— Неправда, — усмехается Джес. — Да я и не особо горюю. У меня теперь все прекрасно. Мало того что Гедди заплатит мне за то, что я его предупредила, так еще и этот ворлаггн готов накинуть двадцать процентов комиссионных…

— Слассен говорил, пятнадцать.

— Ладно, могла же девушка попробовать? Пятнадцать процентов комиссионных.

— Джес, не делай этого, — умоляет Норра.

— Прости, — грустно вздыхает Джес Эмари, — но мне нужно платить по счетам, а Республика не слишком-то меня балует. — Она шутливо отдает честь. — Но с вами было весело.

Джес уходит.

— Ну что, — смеется Гедди, — пора рассадить вас по клеткам?

Синджиру не нравятся клетки, особенно такие, что болтаются над пропастью, — не важно где, здесь на Ворлаге или в темнице Сурата Нуата на Акиве. Клетки эти напоминают поставленные стоймя гробы, свисающие с черных каменных выступов неподалеку от ворот, ведущих в хротскую кормовую. Сгущается туман, и внизу перекрещиваются прочерченные светящимися грибками яркие линии.

— Ну как, все еще сочувствуешь своей подружке? — кричит Джом, чья клетка висит в десятке метров от его собственной. — Все еще считаешь, что мне следовало ей доверять?

— Да, — вызывающе подняв голову, отвечает Синджир.

Подобная реакция весьма удивляет даже его самого, потому что сам Синджир вообще никому не доверяет. И тем не менее он непоколебимо уверен, что все это часть некоего тайного плана, который остальные просто не распознали.

Внутренний голос подсказывает, что этим выводом он обязан умению читать язык тела. Анатомировать других одним лишь взглядом, обнажая каждый их предательский атом, — его работа. Другой, соперничающий голос, однако, предупреждает его, что, возможно, — возможно! — он все же что-то упустил насчет Джес Эмари.

Но странная уверенность, что Джес не подведет, разом сметает все сомнения.

— Она нас вытащит из этой передряги, вот увидите, — заявляет он.

— Мечтать не вредно, имперец, — ворчит Барелл.

— Не важно, кого она решила обвести вокруг пальца: нас или их, — нам нельзя на нее рассчитывать, — говорит Норра. Ее клетка висит по другую сторону от клетки Синджира, пальцы женщины крепко сжимают железные прутья. — Придется выбираться самим. Нас собираются продать Империи, и мы ни в коем случае не можем этого допустить.

— Думаю, мы уже это допустили, — бросает Джом и, прижавшись лбом к прутьям, смотрит вдаль. — Во что вообще сейчас превратилась Империя? Кто ею управляет? Кто за нас заплатит?

Тем же вопросом задается и Синджир. Поначалу его удивляло, как Имперские силы так быстро потерпели крах, но со временем это озадачивает его все меньше и меньше. Империя была едина благодаря тому, что все цепи и поводки крепко держала одна рука — рука Императора. Кто их удерживает теперь, когда Императора не стало? Поговаривали, что Вейдер тоже погиб. Тогда кто? Адмиралы? Моффы? Но они всегда были лишь крысами, которых держали в узде коты, а теперь котов больше нет.

Ни о какой передаче власти по наследству не могло быть и речи. Насколько было известно, у Палпатина не было родственников. Не было семьи и у Вейдера — насколько знал Синджир, в нем не осталось почти ничего человеческого. Вместе с двумя «Звездами Смерти» погибли и лучшие умы Империи, чем сразу же воспользовалась Новая Республика. Восстание окончилось, и на его месте быстро, пускай и неуклюже, сформировалось новое правительство.

В отсутствие реальной власти, за которую, скорее всего, шла отчаянная борьба, Империи оставалось лишь сражаться за выживание. И с каждым днем ее войска таяли на глазах — побежденные, уничтоженные, брошенные или переманенные в стан врага.

С точки зрения Синджира, Империя сейчас не сильно отличается от него самого, каким он был в тот роковой день на лесном спутнике Эндора — ошеломленный, окровавленный, в окружении трупов, не имеющий ни малейшего понятия, куда идти, что делать или во что, во имя всех звезд, вообще верить.