Тамара Пикулина - Семь миров - Импульс [СИ]

Крамы выставляли свои лучшие кристаллы. Все их искусство было построено на умении визуализировать мысли через кристалл. Достаточно было представить лицо или событие в голове, и оно появлялись внутри. Кристаллы были невероятно податливы, они считывали мысли не только крамов, но и далеких от подобного творчества посетителей. Художником мог стать каждый. Чем чище были мысли, тем красивей получались образы. Подойти к кристаллам Марсий так и не решался. Как ни заманчива была эта красота, крамы были его заклятыми врагами, и любая вещь, несущая энергию их мира, была для него под запретом.

Ионские роботы выставляли свои бездушные творенья. В их мире была своя красота, осознанная, рациональная. Она была безобразно скучной, но правильной. Ионцы единственные выставляли свои объекты не в порыве чувств, а просто потому, что такова была их программа. Они привозили пиксельную мозаику, конструктор и идеальных роботов, но самой интересной частью их экспозиций всегда были стенды, посвященные ошибкам систем. Как ни странно, именно при таких обстоятельствах на Ионе рождались настоящие шедевры.

— Что если наш шпион неравнодушен к творчеству? — не успокаивался Карий, продолжая проверять всех тех, кто был в этом павильоне.

— Не удивлюсь, если так! — ответил Марсий. — Люди с таким изощренным мозгом нуждаются в подпитке.

Тулонцы продолжили смотреть экспонаты.

Мурийцы показывали шедевры биологического мира: цветы, крылья, кораллы. Все их работы были живыми и подвижными.

Пацифы выставили свой театр. Это привлекло самое большое внимание. Они делали представление с живыми актерами, никто другой подобного не допускал. Их сцена висела в центре павильона. Она напоминала серебряную полусферу, немного раскачивалась, была открыта в сторону кресел и ярко освещена изнутри.

Сегодняшнее представление было необычным. Декорации, которые пацифы использовали в этой постановке, не были похожи ни на один из семи известных миров. Марсий стоял потрясенный, не понимая, видят ли остальные то же, что видит он, или это видения пришли к нему так внезапно.

Мир, который нарисовали пацифы, был удивительно схож с тем, что он наблюдал в своих видениях. Совпадение было слишком очевидным. Такое было возможно, только если кто-то видел те же видения, что и он, или уже побывал в том мире.

— Карий, — немного сипло от волнения произнес Марсий, — помнишь, ты жалел, что я не могу нарисовать тебе мир, который вижу в снах?

— Да, — серьезно ответил друг.

— Так вот, кто-то сделал это за меня, — указывая в самый центр серебряной сцены, говорил он.

Они замерли. Несколько мгновений они смотрели спектакль в тишине, ловя каждую деталь. Представление шло на пацифском, слов произносилось мало, в основном менялся визуальный ряд. В истории рассказывалось о космических путешествиях некого юноши. Это была фантастическая сказка, не особенно зацепившая по сюжету, но потрясшая сценическим воплощением. Все было точь-в-точь, как видел Марсий: водопады, синее небо, белые пятна, закат, желтое светило, один-единственный серебряный спутник, леса, ярко-салатовая зелень, настолько лучистая, что ни одно растение даже на плодородной Мури не могло похвастаться таким сочным оттенком и такими размерами. Он с точностью опознал зверя с ветвистыми рогами, которого видел только у себя в голове и нигде более. Голограммы сменялись одна за другой, люди мелькали среди них, кричали, создавая образы. Но все, о чем мог думать Марсий в эту минуту, укладывалась в простой вопрос: «Откуда пацифы взяли эти образы?»

— Нам надо искать старика, — шепнул ему на ухо Карий, переживая, что они теряют время.

Марсий его не услышал. Он хотел дождаться окончания спектакля, чтобы узнать, кем он был создан.

Представление закончилось. Публика осталась довольной. Режиссер вышел последним, поклонился и произнес слова в честь своего императора. Пацифы были фанатично преданы правителю, и все, что они делали, было во имя него и для него.

Внутри сцены погасили свет и накрыли содержимое стеклом, готовя аппарат к новому шоу. Актеры спустились по нитям вниз и разбежались. Пациф, который был представлен как режиссер, сходил вниз последним. Марсий подгадал момент и первым бросился к нему. Худосочный мужчина с классической пацифской внешностью, невысокого роста, брюнет, с раскосыми глазами, оторопел. Его легко было понять: тулонцы никогда не проявляли симпатии к их театру, всегда вели себя высокомерно, не выражая чувств и эмоций, а в лице Марсия было столько заинтересованности.