Марианна Алферова: Гробницы Немертеи

Прошло несколько веков с тех пор, как грандиозный технологический скачок вынес корабли землян за пределы Солнечной системы. Люди узнали о существовании многочисленных рас, похожих и не похожих на нашу, создали свои колонии на далеких мирах и были приняты в бескрайнюю галактическую конфедерацию. Они внесли скромную лепту во вселенскую науку и получили много нового от инопланетян, которые, надо заметить справедливости ради, вовсе не спешили делиться с чужаками своими секретами. Совсем напротив, они пуще глаза берегли наследие предков и сурово наказывали всякого, кто на это наследие посягал, даже если он исходил из самых благородных побуждений. А когда эти прижимистые существа слышали имя профессора Платона Рассольникова, за увлеченность историей прозванного Атлантидой, они скрежетали – кто зубами, кто жвалами, кто роговыми пластинами – и умоляли своих богов обрушить самую страшную кару на голову грозы космических сфинксов.

А он – в белом смокинге, с тросточкой в руке, цветком кактуса в петлице, громадным багажом знаний в голове и нежной любовью к текиле в сердце всеми правдами и не правдами проникал в сокровищницы древних цивилизаций и выносил оттуда дивные украшения для своей прекрасной дамы, имя которой – Археология.

Об одном из его подвигов и повествует эта книга.

Почему Платон Рассольников обратил на нее внимание? Он и сам не знал.

Разумеется, она была примечательна. Именно примечательна, а не привлекательна. К полуночи в казино “Индепенденс” собирается такая публика, что даже неверно выбранный оттенок помады или слишком громко сказанная фраза недопустимы. Моветон. И тут эта женщина… Да, недурна, недурна… И молода к тому же, и скорее всего молодость эта естественная, без нынешних штучек – но!.. Даже мысленно Платон поставил восклицательный знак. Если у молодой особы (он никак не мог назвать ее дамой) хватило денег приобрести входной билет, то почему она пожалела пару тысяч кредитов на приличное платье? Ибо ее наряд из бледно-зеленой искусственной парчи с черными слезками вышел из моды как минимум два года назад… Или больше? Пожалуй, больше. Нет сомнения, у платья имелось достоинство: вырез открывал спину до самой ямочки. Платон подумал, что удивительно гладкая, покрытая золотистым загаром кожа незнакомки выглядела куда более дорогой, нежели платье, – странное сравнение, хотя и верное, ибо нынче в мире есть только одна возможность для сравнения: это – дороже, то – дешевле. А все остальные сравнения сами не стоят и гроша.

Женщине надо было явиться сюда без одежды, смотрелась бы лучше. Впрочем, если она и не пришла голой, то могла таковой уйти. Ибо опять проиграла. В течение тех минут, что Платон следил за игрой, она все время ставила на одну и ту же цифру – “19” и все время проигрывала. Ей не везло, но незнакомка упрямо делала ставки. Даже невозмутимый крупье, небрежно сметая в очередной раз горку проигранных фишек, позволил себе улыбнуться краешком рта. Женщина заметила эту мгновенную усмешку, и тут на лице ее отразилось такое высокомерие, такое ни с чем не сравнимое чувство собственного достоинства, что все спесивые лакеи должны были немедленно вытянуться в струнку при виде этих гневно изломленных бровей. И невоспитанный крупье мгновенно оценил гримаску, лицо его вновь оледенело, а губы раздвинулись в привычной вежливой и ничего не значащей улыбке, похожей на листок бумаги, на котором написано “ничего”. После этой немой сценки Платон решил, что должен еще на несколько минут остаться возле стола с рулеткой и понаблюдать за странной гостьей. Она вновь поставила на “19”. Манера ее игры не требовала особого внимания, и, разумеется, она заметила мужчину в белом костюме с бледно-лиловым цветком “mamillaria blossfeldiana” в петлице. Мужчина был молод, лицо покрыто естественным загаром, а русые от природы волосы выцвели до оттенка натурального золота. Зато брови остались темными. Глаза смотрели насмешливо, ироничная улыбка могла бы украсить чело патриция эпохи серебряного века римской литературы. Вот только нос, коротковатый и немного курносый, переселился на лицо аристократа с физиономии водителя грузового корабля.

Женщина улыбнулась немного натянуто и опять же слишком высокомерно и поправила – чуть-чуть – темно-каштановые волосы, пронизанные золотыми струйками крашеных прядей.