Алексей Калугин: Срывающий Маски

Ши Хуань-Ло пробурчал что-то недовольно и сел на одеяле.

Личи выжидающе посмотрел на хозяина.

– Я не могу уснуть! – с обидой развел руками мудрец.

Ши Хуань-Ло не отличался сварливым нравом, но при этом он имел хорошую привычку непременно доводить все начатое до логического завершения и, раз уж философ лег спать, значит, должен был как следует выспаться.

Личи только взгляд бросил на присевшего в теньке посланника, а тот уже вскочил на ноги и побежал вниз по реке, туда, откуда доносилось протяжное, заунывное пение. Посланник ничего не знал о прошлом Личи, но, видимо, что-то в самой внешности слуги Срывающего Маски, в том, как он себя держал, верно подсказывало тартакандцу, что с ним лучше не спорить.

Пробежав не более полторы сотни шагов, тартакандец оказался на небольшой полянке, одним краем смотревшей на реку, а со всех прочих сторон окруженной плакучими ивами, ветви которых стелились по земле, подобно родовым знаменам самых знатных семей Подлунной, что ложились к ногам Императора, когда в праздничный для всего народа день своего восхождения на престол Гудри-хан являл свой лучезарный лик подданным. На краю полянки, почти возле самой реки, сидел, скрестив ноги, старик. Странного вида старик – босой, одетый, не сказать, чтобы совсем уж в лохмотья, но и добротной его одежду также нельзя было назвать, на голове широкая соломенная шляпа, как у крестьян, работающих в поле. При этом ни у кого язык бы не повернулся назвать старика простолюдином, поскольку даже в поношенной одежде имел он вид благородный. Лицо у старика было худое, со впалыми щеками, широко расставленными глазами-щелками и маленьким приплюснутым носом. Две тоненькие ниточки седых усов свисали по краям рта, борода же была заплетена в тугую косицу.

Заметив незнакомого человека, старик на полуслове оборвал заунывную песню, положил руки на колени и улыбнулся. Поначалу посланник решил, что перед ним безумец. За последнюю пару лет по Подлунной просто эпидемия какая-то прокатилась. Богатые, знатные люди непонятно с чего вдруг бросали свои дома и семьи и отправлялись странствовать по пыльным извилистым дорогам империи. Некоторые спустя какое-то время возвращались, а иные так и навсегда исчезали. Но когда старик посмотрел на посланника, тартакандец понял, что ошибся – не могло у безумца быть столь ясного и умного взора.

– Кто ты, добрый человек? – спросил у посланника старик голосом, похожим на чириканье воробья, услышав который тартакандец почувствовал почему-то непонятное смущение.

Хотя с чего бы вдруг?

Для того чтобы вновь обрести уверенность, тартакандец приосанился.

– Я личный посланник Первого министра Великого и Ужасного!

О ужас! В самом конце фразы, как раз на слове «Ужасный», голос его сорвался на фальцет!

Старик удивленно приподнял бровь.

– Кого?

Посланник решил было, что старик над ним смеется. Но нет, взгляд старого человека был чист и прозрачен – он и в самом деле хотел понять, о ком говорит собеседник.

– Великого и Ужасного Гудри-хана! – торжественно провозгласил тартакандец. По счастью, на этот раз голос его прозвучал именно так, как и требовалось, – уверенно и внушительно. И все же на всякий случай, чтобы у старика не оставалось уже никаких вопросов, посланник добавил: – Властителя Подлунной империи – да продлятся безмерно его годы!

– А-а. – Старик как будто был разочарован. – И что же делает здесь, в деревенской глуши, посланник Первого министра досточтимого Императора?

– Я сопровождаю ко двору Императора одного мудреца из Сатора, – важно выпятил грудь тартакандец.

– Неужели? – Теперь уже обе брови старика одновременно взлетели вверх. – Неужели ты отыскал в Саторе всего только одного мудреца?

Старик определенно издевался над тартакандцем!

– Вот что, старик. – Голос посланника приобрел угрожающее звучание. – До прибытия в Тартаканд я должен заботиться о покое и благополучии человека, которого сопровождаю. Твое пение мешает ему уснуть. Понимаешь? Так что, будь добр, не заводи свою песню заново.

– Твоему господину хочется спать? – спросил старик.

– Да, – кивнул в ответ посланник. Ши Хуань-Ло не был его господином, но сейчас это было неважно – тартакандец хотел поскорее закончить странный разговор со странным стариком. – Мы рано поднялись и долго были в пути. Моему господину нужен отдых.

– Но мне хочется петь. – Старик развел руками. – Желание петь не более предосудительно, чем желание спать. Так что мы с твоим господином находимся в равных условиях.