Татьяна Енина: Ничто Приближается

Наверное, они и правда будут ходить к ракете до конца дней своих. Севелина никогда не смирится со смертью Айхена, а Маша… Маша будет дежурить на боевом посту ради нее…

Сколько бы ни было дел, какими бы важными они ни были, слишком много времени прошло… Слишком много… И надо как-то устраиваться и жить, потому что сидеть на чемоданах и ждать неизвестно чего из года в год, это уж слишком!

Как бы подвести к этой мысли Севелину? Чтобы она смирилась и поняла? Нужно время. Может быть год, а может и больше, и она смирится. Вырастет на Земле и будет считать ее родной, в конце концов это лучше, чем прожить всю жизнь на космическом корабле. Паша придумает что-то с документами, устроит так, чтобы Маша смогла Лину удочерить, он уже предлагал. Лина пойдет в школу, выучится… А Маша… А что Маша? Маша будет думать о ней и о себе, тоже устроится куда-нибудь работать, а может быть и выйдет замуж за Пашу, опять-таки — предлагал. Паша очень милый, добрый и заботливый и, кажется, очень любит их обеих…

Маша почувствовала, что у нее в который раз защипало в носу.

— Прости меня, Айхен… Если можешь, прости! Это я виновата, затащила тебя в заварушку, и ты погиб. Из-за меня. Я живу, я строю планы на дальнейшую жизнь, а тебя больше нет! Время лечит, я знаю. Все будет хорошо. Когда-нибудь. И ради себя, и ради Лины нужно стараться жить через немогу. Нужно!

Девушка посмотрела краем глаза на примостившуюся рядом Севелину. Девочка теперь повсюду ходила с книгой и все время читала. Это хорошо, что она читает, не видит и не слышит ничего вокруг, вся в придуманных приключениях и ей не до машиных слез, а ведь еще месяц назад шарила взглядом по лицам прохожих и ничем другим не интересовалась.

«Я ведь хотела на Землю, хотела! — твердила себе Маша, — Я мечтала о том, чтобы жить здесь! Чего же я хочу?! Чего жду?!»

Его глаз… Его рук… Его улыбки… И не важно где это будет… Только бы было… Но ведь не будет… Не будет больше никогда!

Сквозь мутную пелену слез Маша видела какого-то хипповатого парня, длинноволосого и бородатого, в вытертых джинсах и майке с веселенькой надписью.

Хиппи смотрел на нее и странно улыбался.

У Маша вдруг спазмом свело все внутри и голова закружилась, так бывает, когда видишь наяву старый сон. Она взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и нечаянным движением выбила книжку из рук Севелины.

— Что с тобой? — воскликнула девочка, хватая ее за руку, — Тебе плохо?!

А лицо хиппи вдруг изумленно вытянулось и, что называется, потеряло челюсть. У него тоже, видимо, закружилась голова, потому что он покачнулся и тряхнул головой.

— Господи… — прошептала Маша, не в силах оторвать взгляд от странного видения, а Севелина уже проследила за ним, и вдруг дикий вопль потряс умиротворенно ползущую мимо музея толпу.

— А-а-а! — безумно кричала Севелина, кидаясь видению на шею, а Маша тихонько опускалась на пыльный асфальт, а вокруг все плыло… плыло…

Айхен целовал глупо улыбающуюся и бестолково хлопающую глазами Машу, а Севелина ревела — и не знала сама от радости, от горя или просто оттого, что переволновалась.

Она — кинулась к нему на шею, а он поставил ее на землю и кинулся к ней — к Маше. Он к ней шел, и ее только видел, и ничто и никто не имели для него значения сейчас.

Потом он вспомнит и о Севелине, и возьмет ее на руки и будет спрашивать, откуда она здесь взялась, но это будет — потом.

До конца своих дней Севелина не забудет эту сцену и не простит, хотя будет думать, что простила — им обоим, и будет грызть ее сердце маленький, но очень вредный червячок, хотя она и будет гнать его. Изо всех сил будет гнать.

Вокруг них собиралась любопытная толпа, а они — эти двое — не видя ничего вокруг сидели на асфальте и целовались, и бормотали что-то невразумительное, и если бы Севелина вдруг исчезла, они не заметили бы.

А сквозь толпу уже пробирался Паша, и пробравшись — остановился, и лицо его вдруг стало белым, как мел, а вот глаза, напротив, зловеще потемнели. Ему не надо было объяснять, кто такой хиппи в майке с ухмыляющимся Бартом Симпсоном. Ему ничего не надо было объяснять!

Ему хотелось кого-нибудь убить, причем срочно и желательно голыми руками, но он стоял в начинающей рассасываться толпе и пусть очень хотел сесть в свой «джип» и укатить, что называется на все четыре стороны, он не мог этого сделать, точно так же, как не могла убежать плачущая девочка — хотя тоже хотела.

И потом они ехали на передних сидениях вдвоем — Паша и Севелина, а Маша с Айхеном сидели сзади. И Айхен, ругая себя идиотом и тупицей, все равно не мог удержаться от того, чтобы не взять машину ладонь в свою. Ну не мог! Он ведь и правда к ней шел, через пол России, два с лишком месяца, в первую очередь — к ней, и он имеет право сейчас быть с ней! А Севелина сама виновата, что без спросу залезла куда не следует, да и не денется она никуда, все равно никуда не денется…