Александр Сапегин - Тоннельщики

— Тоннельщик Северов, вон, гляди дырок сколько наделал и во мне наделали, черти окаянные.

Прочитав данные биометрии тоннельщика, поступившие по каналу обмена информацией, Тихомиров сначала тихо присвистнул, потом ошалело вчитался в показания счётчика Гейгера и рявкнул подчинённым:

— Смирнов, Елисеев, хватайте майора за руки-ноги и мухой тащите на бот, а потом быстро-быстро чешите до хаты. Там сдадите его в госпиталь. Исполнять!

— Есть!

Две расплывающиеся массивные фигуры мутными тенями накатили на Богдана и подхватили его под руки. Дорогу до штурмового бота он помнил урывками, как и полёт, а прикрытый силовой плёнкой ангар авианосца «Адмирал Нахимов» и госпиталь в голове уже не отложились.

Его Солнце — Регинушка, не пострадала, а остальное не существенно. Люди на станции выжили. Теперь можно расслабиться и поспать.

— Ой, она шекочется!

Восторженно взвизгнув, русоволосая девчушка лет семнадцати на вид сдула с носа бархатную кружавницу — ирийскую родню земных бабочек, и смешно подпрыгивая, погналась за порхающим у самого лица насекомым.

— А-а-а! — донёсся от озера радостный возглас. Девушка с разгона плюхнулась в прогретую солнцем воду.

— Пусть, — прислушиваясь к бултыхающейся на мели непоседе, сказал Богдан и потёрся щекой о бархатное бедро жены. — Никогда не думал, что наша стервочка может быть такой непосредственной егозой.

— Пусть, — согласилась Регина, проведя ладонью по абсолютно лысой, как коленка, голове мужа, — она заново открывает мир. Знаешь, я ей даже завидую черной завистью. Мы давно разучились радоваться мелочам, мир потерял краски.

— Подожди, — Богдан нежно прикоснулся губами к начавшему округляться животику, — вот появятся наши карапузики на свет, посмотрю я, что ты тогда запоёшь. Красок они тебе напомажут от души.

— С чего бы, вдруг они будут примерными лапочками и не станут пить из родителей кровь и соки.

— О-о, солнце моё, поверь моей интуиции и отягощённой наследственности, это будет чёрт в штанах и ведьма в юбке.

— Хватит, не сгущай краски раньше времени, Нострадамус.

— Да-да, настрадаюсь я с вами.

— Чего ты? — выгнула бровь Регина. — Я не поняла.

— Люблю я вас, говорю. И страдаю, что ещё пять месяцев ждать. А точно девочка и мальчик будут?

— Точно, Фома неверущий, — обмакнув в сметану ягоду лесной духовицы и скормив её супругу, ответила Регина.

— Обалдеть!

— Осторожно, тарелки не опрокинь.

— Ой! — тарелку с ягодой и миску со сметаной Богдан не опрокинул, но в последнюю со слепу влетел пятерней. Ухмыльнувшись во все тридцать два, он принялся смачно облизывать измазанные лакомством пальцы.

— А-а! — переполненные восторга крики и визги неслись со стороны озера. — А ну стойте!

— Я тебе ноги не отдавил? — очищенные кошачьм способом руки сомкнулись на пояснице жены. — Ты такая тёплая. Мягонькая…

— Вся твоя, — ткнувшись затылком в ствол синежильного дуба и лопатками ощущая все извилины и шероховатости тёплой коры дерева, улыбнулась Регина.

— Она там не утонет? — встрепенулся муж, прислушиваясь к всплескам.

— Успокойся, папашка, там курице по щиколотку. Машка на мели водных журчальников гоняет.

— Я спокоен, и тебе бы не мешало, мать моих детей, жена моя. Кончай реветь.

— Не реву я, — отмахнулась Регина, смахивая предательскую слезу, — чего привязался?

— Ага, я может быть и не вижу, зато нюхаю и слышу хорошо. Кого ты пытаешься обмануть. Полковник, быстро подобрали сопли, это приказ!

— Нос не дорос мне приказывать.

— Цыц, женщина, да убоись гнева мужа своего. Завтра у меня будут новые глаза — чистые и шелковистые. Сергей Семёнович надысь вырастил в пробирке. На выбор говорит, хоть карие, хоть голубые, хоть серо-буро-малиновые. Натурпродукт, никакой кибернетической гадости и синтетики. Бает, что зрение станет, как у орла и ночью буду видеть не хуже кошки. Брешет, наверное. С понедельника отменяют генорегенерационный курс и нанокоррекцию с арадиотином. Печень вырастили, прижилась лучше, чем родная. Да кому я рассказываю, ты лучше меня всё знаешь. А волосы, — после небольшой паузы невпопад сказал Богдан, — волосы отрастут. А не отрастут, так на расчёсках сэкономлю.

— Идёт, — шевельнув ухом, сказал Богдан. — Пустота милосердная, как мне обрыдли процедуры.

Регина не переставала удивляться мужу, как это ему удаётся?! А правда ли он ослеп? Медсестра с гравикреслом только показалась на тропинке у поворота к озеру, а Северов каким-то непостижимым образом уже срисовал её. Гоня перед собой волну незамутнённого позитива, от озера прибежала Марья. Держа ладони лодочкой, она сунула их под нос Регине.