Андрей Лазарчук: Абориген

Ну, устроили ему тогда драконы весёлую жизнь. Трое суток из подвала никого не выпускали, коров сожрали, овец сожрали, все крыши снесли, все окна повыбивали, все двери… Пол – который над подвалом потолок – разобрать пытались, но не смогли, крепкие плахи Снегирь положил, добротные. С фермы Линь Фу, она как раз мимо проплывала, это безобразие наблюдали, не вмешиваясь, понятно – ну, они говорят, что никак не меньше дюжины драконов старалось.

Спасло Снегиря с домочадцами то, что совсем рядом началось Цветение. Драконы рванули туда – а после Цветения и всех драконьих приятностей, которые Цветение сопровождают, им было не до каких-то там жалких обидчиков…

То есть это Снегирь так думал. Просто забыл про того малыша с вывихнутым крылышком, которому на Цветение и по возрасту-то рановато было. А малыш ничего не забыл. И когда через год – день в день! – Кумико летала на велосипедике, можно сказать, в двух шагах от фермы, на неё набросился молодой дракон. Точнее, дракониха.

Хорошо, Кумико дракониху вовремя заметила и сумела отклониться. Велосипед у неё был очень хороший – из тех, что специально сделаны для гонок. Игнат его, можно сказать, по ошибке купил: думал, детский. А он просто небольшой. Но Кумико его хорошо освоила и носилась по округе, как какой-нибудь дикий пастушок по горным пастбищам. Вот на неё молодая дракониха и накинулась…

Сначала Кумико пыталась, как положено, под деревьями прятаться – да там на грех три сухие яблони на всю округу. Тогда она увернулась и стала удирать к обрыву, думая там отсидеться, вплотную возле стены – дракон к стене не подлетит, крылья ему дороже добычи. И всё бы у неё получилось, но чуть-чуть скорости не хватило – дракониха молодая была, проворная, быстрая: дотянулась крыльевым когтем, царапнула оболочку. Кумико не сразу заметила, что газ выходит, да и заметила бы, так что? В общем, под обрыв она нырнула, от драконихи между скал ушла – а выбраться обратно подъёмной силы уже не хватило.

Я всем вбиваю в мозги: если припекло, быстро сообразите, где вас в первую очередь станут искать, – и ждите там. Но сейчас это не сработало бы: на стене ей было не зацепиться, а если и зацепиться, то не провисеть долго, а под стеной болото, и уж там-то точно не выжить. И Кумико решила тянуть вперёд сколько можно, потому что помнила: километрах в сорока к югу есть несколько старых возделанных цветочных плантаций, а значит, наверняка люди там рано или поздно появятся. И учтите, всё это прокручивает в голове девятилетний ребёнок, который только что избежал одной смертельной опасности и тут же оказался перед лицом следующей, не менее смертельной…

Сорок километров Кумико не протянула, газ из баллона вытек, она опустилась на одних пропеллерах прямо в кроны «кошачьих лапок», и повезло, что падать пришлось всего ничего, да и на мягкий мох. Скалы-перья, на которые она ориентировалась и к которым летела, сразу пропали из виду, а небо было затянуто дымкой, которая почти всегда висит над низинами. И этот ребёнок, совершенно не паникуя и не плача, решает ждать ночи, потому что ночью луны будут видны и сквозь дымку, а значит, можно понять, куда идти… Похоже, общение с Гагариным не прошло даром. Хотя отношения у них, повторяю, были не самые простые.

Я даже не стал поминать Подколодным эту историю – во-первых, рассказывал раньше, во-вторых, они и сами могли мне дюжиной подобных ответить. Сложно с Подколодными: парни знают прекрасно, чего нельзя и почему нельзя, но поступают наперекор всему. Зная прекрасно, что многие взрослые в душе им сочувствуют, хотя и наказывают, и вроде как порицают…

Ну, жизнь у нас такая. Жизнь Наперекор Всему.

У Гагарина одна половина головы, правая, – чёрная, а другая половина седая. Он не красится, не бреет голову наголо, а носит как есть.

Мы закончили Игру, я посадил ребятишек полукругом (у волков всё ещё дыбом стояла шерсть на загривках) и приступил к разбору достижений и ошибок. Собственно, и Малая, и Большая Игры – это опыт выживания в низине: в таиге или на болотах. А залог выживания – это расслабиться, слиться с местностью, раствориться, исчезнуть. Тогда есть шанс, что уцелеешь… Волки мои сумели слишком многих «расколоть», заставить как-то реагировать, и теперь я должен был, пока ребятишки все разгорячены и поэтому размягчены, вогнать в них то, что можно вогнать словами. То, что можно просто запомнить. Даже записать и повторять на ночь.