Мишель Демют - Барабаны Австралии (2095)

«Помогите мне, - подумал он. - Не оставляйте меня одного!»

Он был в нескольких шагах от дверей, когда на пороге появился человек. Они оба резко остановились.

– Отец мой, - пробормотал брат Доломар, - что вы здесь делаете?

У человека было удлиненное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Длинные пряди светлых волос падали ему на плечи. На груди у него была видна эмблема Святого Ордена, а с пояса свисал предмет, о назначении которого брат Доломар не имел представления.

Незнакомец поднял правую руку, очевидно, чтобы осенить брата Доломара знамением, и тот хотел ответить ему тем же.

– Нет! - рявкнул позади него знакомый голос. - На землю! Быстро!

Наверное, он подчинился, но совершенно машинально. Потом он снова оказался на ногах и склонился над лежащим. Он увидел две иглы, вонзившиеся в тело на уровне ключиц, совсем рядом, в нескольких сантиметрах одна от другой.

Полинезиец опустился на колени. Его смуглое лицо было печальным.

– Я был вынужден, отец мой. Эти люди… Они далеко не ангелы. Они убили бы вас.

Брат Доломар почувствовал, что его лицо исказила нелепая гримаса. Он растерянно поднял взгляд к бледному небу. Два аэрокара уносились в зенит, и за ними тянулась странная цепочка небольших комочков розового тумана.

– Он принадлежит к Святой Церкви, - прошептал он. - Он тоже подчинялся приказу.

Мимо них протопал солдат-европеец и стал неторопливо подниматься по ступенькам.

Антон Йодрелл спустился по лесенке с пирса на палубу белой яхты, вставшей на якорь неподалеку от старого моста.

– Куда это ты собрался, папаша? - послышался голос за его спиной.

Обернувшись, он увидел перед собой секретаря яхт-клуба, с которым давно мечтал познакомиться.

– Дай-ка мне руку, папаша. Мы пойдем туда вместе.

Чудесное утро на озере Четырех Кантонов. Мачта с парусами ослепительной белизны над палубой.

Антон остановился, потрясенный. Ему никогда не доводилось подниматься на столь роскошное судно.

Капитан направился к ним навстречу. Он был в белоснежной тунике, но прицепленные к ней знаки различия выглядели как-то странно. Его можно было принять за духовное лицо.

– У нас пока еще есть время, - промолвил он. - Активность сохраняется на прежнем уровне. Нас атаковали. Но мы ничем не рискуем. Рано или поздно мы выберемся отсюда. Мы должны разобраться в нас самих. Мы не умрем. Мы будем жить. Мы будем жить вечно, но наша жизнь при этом не продолжится. Не забывайте, что…

Какой-то странный был этот капитан…

Они отчалили.

Над озером пылало солнце.

Лебеди расплывались в стороны перед носом яхты.

– Попробую-ка я половить рыбу, - заявил Антон Йодрелл.

Яхта летела над зеркальной гладью. Она неслась все быстрее и быстрее, словно это была лодка с подвесным мотором. Или аэроглиссер. Тем не менее, он расположился на носу и развернул снасти.

Он выбрал небольшую вращающуюся блесну для окуня, золотистую пластинку с красными полосками. На катушке была почти невидимая леска 0,28 мм.

Он забросил блесну и удобно устроился в шезлонге.

Первая же хватка была просто потрясающей. Но он успел вовремя среагировать, хотя ему и пришлось ухватиться одной рукой за леер. Это явно была щука. Рыбина бешено сопротивлялась.

Ему удалось отойти назад на пару шагов, не переставая наматывать лесу на катушку.

Но судьба сыграла с ним свою очередную коварную проделку.

Он поскользнулся, попытался восстановить равновесие, но не удержался на ногах и кувыркнулся в воду, не выпуская из рук удилища.

Вода оказалась неожиданно теплой. Он без усилий держался на поверхности, и щука неторопливо увлекала его за собой.

– Все равно я тебя не отпущу, - подумал он.

Это был лист, который пережил зиму. Он возрождался на глазах. Сначала развернул сеть своих прожилков и стал похожим на крыло летучей мыши. Потом на его поверхность вернулись краски: сначала багровая, потом желтая и, наконец, зеленая, изумрудно засветившаяся в лучах летнего солнца.

Появились тени. Сеть прожилков преобразовалась, и брат Доломар увидел на поверхности листа облик брата Лезье. Он закрыл глаза, помотал головой и пробормотал что-то нечленораздельное.

Здесь было почти холодно, в этом месте между двумя воспоминаниями.

Было ли это место преддверием ада? Может быть. Потому что он вспомнил, что сделал с бедной девушкой на набережной Антверпена в вечер всеобщей смуты.

Куда теперь унесет его слепое течение?