Наталья Игнатова - Бастард фон Нарбэ

Ладно. Может быть, дело в том, что его-то все равно не оставят. А может, дело в том, что, в отличие от всех остальных, он сам решает, улетать или нет.

«Сонсарк» приближался. Мезар изо всех сил сохранял видимость того, что ничего не происходит. Сеансы связи происходили как обычно, и Вартай помалкивал о том, что в каждом пакете было письмо на латыни. Вартай, вообще, молчал обо всем, знал немногим больше остальных, но чувствовал себя причастным к чему-то, чего сам не понимал, а поэтому молчал с особой значительностью. Шрам появлялся в аппаратной в разгар рабочей смены, когда вокруг почти не было любопытных глаз. Выслушивал письмо. Диктовал и отправлял ответ.

На «Сонсарке» готовились взять на борт тысячу с лишним каторжан. Как справляться с ними там? Вот вопрос, посерьезней всех нынешних вместе взятых. Никакой работы. Никакого занятия. Сорок дней безделья для тысячи человек, привыкших вкалывать по двенадцать часов в сутки.

Разделить их. Чем меньше общения, тем лучше. В общих трюмах это невозможно, но из тех трюмов — это все помнили — нет выхода. А если какой-то и есть, то о нем неизвестно. Что еще? Наркотики. Столько, сколько им нужно. Пока у наркоманов есть дурь, им ничего больше не интересно. Что еще?

Шрам.

Каким-то образом ему удается… что? Держать людей под контролем? Нет, не то. Он делает что-то другое. Что-то, от чего люди вспоминают, что нужно вести себя по-человечески. Это работало в тюремном трюме «Сонсарка», работает здесь, в Могиле, но будет ли это работать, когда рабы вообразят себя свободными? Им не нужна станет надежда умереть людьми.

А Шрам, когда Яман, в конце концов, поделился с ним сомнениями, вообще их не понял.

— Это звездолет. И он с самого начала был рассчитан на полеты без конвоя.

Дальше, мол, думай сам, что это значит. Яман, впрочем, сразу сообразил, все-таки, кое-что смыслил и в звездолетах, и в пиратстве. «Сонсарк» был хорошо защищен от абордажа. Вряд ли он был рассчитан на условия, в которых потенциально опасные личности окажутся распределены на всем его пространстве, но… из трюмов действительно нет выхода, а в жилой зоне нужно размещать калек. Их много. Их даже больше той полусотни, которую «Сонсарк» готов разместить вместе с экипажем.

— Я к тебе, по-моему, слишком привык, — сказал Яман, когда все обдумал. — Вижу проблемы, но не вижу решений, пока ты не ткнешь в них пальцем.

— Ты преувеличиваешь. А тыкать пальцем невежливо.

Спорить Яман не стал, тем более, что тыкать пальцем и впрямь невежливо, и они заговорили о других делах, об организации погрузки, о том, как и кого объединять в запланированных четырех группах, кто из хундов какую из них будет сопровождать. И, как о деле совершенно обыденном, как будто это имело непосредственное отношение к организации групп, Шрам сказал:

— Я тоже к тебе привык.

Во второй раз за все время существования каторги, люки подземных тоннелей открылись, пока «Сонсарк» был на Мезаре. В первый раз это закончилось уничтожением всех до единого вышедших на поверхность каторжников. Сегодня все до единого каторжники должны были подняться на борт «Сонсарка» и навсегда покинуть Мезар. Событие неслыханное. Эпохальное.

А Марта оно интересовало в последнюю очередь.

Март, с момента, как по лод-дуфунгу прошло сообщение о посадке, думал только о том, как найти Лукаса. Андре сказал оставаться на гариме, сказал не высовываться с судна, пока большинство каторжан не погрузится в трюмы. Он, наверное, был прав. Но где Лукас? Калек и тяжелобольных несли на «Сонсарк» через отдельный шлюз, Лукаса среди них Март не увидел. Вообще нигде не видел, а смотреть на мониторы не было смысла: Лукас не фиксировался камерами. Но… Господь милосердный, Март ведь все равно не знал, кого высматривать. Лукас не мог остаться прежним, а какой он сейчас — об этом жутко было даже подумать.

Что командир будет на «Сонсарке» не раньше, чем поднимется на борт последний из каторжников, это понятно. Людям проще оставаться спокойными и соблюдать порядок, пока они знают, что тот, за кем прилетела гарима, все еще на поверхности. Оставалось надеяться, что Лукас не ждет своей очереди в подземельях.

Март читал молитвы у мониторов, мысленно поторапливая медленно втягивающихся в недра «Сонсарка» людей. Главари каторжников… или как их? предводители? вожаки? в общем, они должны были замыкать колонны, направляющиеся в грузовой и тюремный трюмы. Женщин, по договоренности, пропустили первыми, сейчас на поверхности оставались только мужчины. Март смотрел на мониторы. Ждал. И когда увидел чернокожего гиганта в хвосте одной из колонн, сообразил, что это и есть Кубва, а значит высокий, крепкий человек, замыкающий вторую колонну — это Яман. А то что Ямана паршиво видно, изображение рябит, моргает и распадается на квадраты, так это не камера засбоила. Это…