Эдмонд Гамильтон - Межзвездные старатели

На сей раз они заломили руки незнакомца за спину и там же крепко накрепко их связали, после чего отобрали у него все, что только можно было сдвинуть с места. Затем посадили его и вот в таком положении привязали к одной из опорных стоек.

– Теперь он никуда не денется, – глубокомысленно заметил Гарри Экс, – этот паршивый крысенок.

– Не знаю, – произнес Флетчер. – Интересно, каково было бы тебе самому после того, как ты пришел в себя, оправившись после страшного удара по башке, а затем увидел бы стаю волосатых обезьян, ощупывающих тебя всего с ног до головы и с жадностью шарящих по всем твоим карманам и не стесняющихся запускать свои руки в самые интимные места твоего тела в поисках чего-либо такого, что может показаться им хоть сколько-нибудь подозрительным?

Экс полностью проигнорировал эту гневную тираду Флетчера. Закарян тем временем помогал выносить раненных, а жена Джо Лиди занялась детьми. Вот тут-то как раз и появилась Люси и расположилась между Гарри и Флетчером, воинственно выпятив грудь и всем своим видом давая понять, что не допустит дальнейшей перепалки.

– Похоже, внутри его шлема полным полно крови, – сказала Люси и показала на голову аборигена.

– Да, похоже не мешало бы как-нибудь снять с него шлем, – добавил Джо.

Снять шлем не составило особого труда, пришлось правда сорвать резьбу на очень прочных креплениях.

На какую-то минуту в помещении воцарилась полнейшая тишина, не нарушаемая досужими репликами никого из тех, кто находился в то время в помещении кают-компании, первой нарушила тишину Люси:

– Он выглядит таким диким, ну дикарь-дикарем! – сказав это, она отступила на несколько шагов и не замедлила спрятаться за спиной Гарри.

Верно, подумалось Флетчеру, диким и... каким-то крайне отощавшим, скорее всего, в результате длительного недоедания. Он, естественно, не очень то ясно представлял, что, собственно ожидал увидеть, но существо, если судить по его размерам, похоже на ребенка-недомерка. Лицо оказалось, в общем-то, лицом почти что мужчины даже несмотря на то, что у аборигена оказалась совсем небольшая голова, однако контуры черепа и выражение лица ни в коей мере не свидетельствовали о какой-либо, пусть даже самой мало-мальской степени физического или даже умственного вырождения этого существа. Весь внешний облик аборигена красноречиво говорил о том, что он никак не мог принадлежать к человеческому роду, однако, чем больше Флетчер размышлял над тем, что существо несмотря ни на что все же следует отнести к гуманоидам. Кожа его была белой, как мел, волосы были какого-то вроде бы дымчатого цвета, который вполне мог быть естественным, как является естественным седой цвет волос у людей достигших определенного возраста. Сами собой волосы были жесткими и крайне неаккуратно подстриженными. На лице аборигена не было никаких признаков бороды или какой-либо растительности, тем не менее лицо никак не было лицом молодым, ибо было изборождено глубокими морщинами, а рот искривлен в несомненно горькой ухмылке. Две тоненькие струйки крови сочились из ноздрей существа.

Глаза его были открыты и зорко следили за всем, что происходит в непосредственной от него близости. Именно глаза аборигена вызвали у Флетчера какое-то особое сильное душевное смятение. В них просматривался чуждый человеку, но очень-то близкий к нему разум, почти что человеческая боль, вызванная страданиями как физического, так и душевного свойства. В них было и еще какое-то чисто животное стремление и непреклонная воля выжить во что бы то ни стало. На какое-то время в подсознании Флетчера сформировалась чисто интуитивная картина того мира, в котором суждено родиться человеку, чтобы с годами трансформироваться в то особое существо, которое было перед ним. В душе он очень надеялся на то, что ему никогда не доведется узнать тех мельчайших подробностей быта и условий существования этого мира, наложивших столь глубокий отпечаток на лице существа и вызывавших искреннее сострадание у человека из совершенно иного мира с абсолютно иным мироощущением и душевным складом.

А вот Гарри Экс прежде всего был Бизнесменом, был человеком дела, а не эмоций. Его пониманию были не доступны те переживания, что довелось только что испытать Флетчеру. Да и вообще способность сопереживать была свойством абсолютно чуждым его сугубо прагматичной натуре. Он сейчас вертел в руках шлем аборигена, легкий словно солнечный зайчик и нисколько не деформированный ударами трубы. На нем даже не осталось малейших следов, различимых человеческим глазом. Он нежно поглаживал шлем, и лицо его было одухотворено множеством мыслей, роившихся в его сознании.