Гарри Гаррисон - Падающая Звезда

– Благослови вас Боже, – поблагодарил он и отхлебнул виски. Потом поставил бокал на стол и обнял Надю за талию.

– Знаете, мы ведь с вами чуть жизни не лишились.

– Да, это было опасно.

– Смертельно опасно. Этот псих нас чуть на тот свет не отправил. Американо-советская космическая программа отстала бы от графика лет на десять. – Внезапно Патрику расхотелось шутить. – Я ужасно испугался. Не за себя – за вас. Я не хотел бы, чтобы с вами что-нибудь случилось…

Он не знал, что еще сказать, и поэтому, не особенно задумываясь, притянул Надю к себе и поцеловал, да с такой непосредственностью, что сам удивился. Она ответила на поцелуй, ее губы были горячи. И, когда его руки заскользили по ее телу, Надя не отстранилась.

Белье у нее было тончайшее, все из темных кружев – совершенно не пролетарского вида. Они опустились на мягкий ковер, все шло просто замечательно – до тех пор, пока Патрик вдруг не осознал, что Нади рядом с ним нет. То есть она была рядом – обнаженная и невероятно соблазнительная, – но мысли ее, судя по всему, витали где-то далеко. Она словно не замечала его ласк, руки ее лежали без движения. Импульс, бросивший их друг к другу в объятия, погас. Патрик провел пальцами по ее груди, по твердому округлому животу, но Надя даже не шевельнулась.

. – Надя, – прошептал он, не зная что сказать. Ее глаза были открыты, но смотрели куда-то в сторону. – Знаешь, для насильника я уже староват, пожалуй.

Патрик отодвинулся от нее и тут же пожалел о вырвавшихся у него словах.

Однако было уже поздно. Надя вбежала в спальню, захлопнув за собой дверь. О происшедшем между ними напоминали только скомканные кружева и смятое платье. Патрик попытался объясниться с нею через запертую дверь, попросить прощения, но в ответ не раздалось ни звука. По правде говоря, он лепетал нечто невразумительное, ибо и сам, в общем-то, ничего не понял. В конце концов он оделся, налил себе полный стакан виски, но так и не выпил, а сердито направился к выходу. Лишь в самый последний момент он придержал дверь, чтобы не хлопнуть ею. Гнев вдруг куда-то улетучился, сменившись озабоченностью. Патрик почувствовал, что не знает, как он на самом деле относится к Наде, да и ко всему на свете.

С тех пор он так и не сумел разобраться в своих чувствах. Кое-что, правда, прояснилось, порой ему даже начинало казаться, будто все ясно, но, стоило ему увидеть Надю здесь, на Байконуре, и все снова стало неопределенным. Итак, за четыре месяца ровным счетом не изменилось ничего. Тот же тупик, та же запертая дверь. Уинтер даже позавидовал ей, которой, очевидно, все было ясно. О себе он этого сказать не мог.

– Товарищ, – послышался сзади чей-то низкий голос. Патрик обернулся и с благодарностью взял стакан водки из рук советского офицера.

– За мир, – сказал он, – в наше проклятое время и во веки вечные.

И осушил стакан.

– Рэйли, ведь только девять часов утра, а уже такая жарища, что на моем осциллоскопе можно яичницу жарить. Здесь , еще хуже, чем у нас на мысе Канаверал.

– Сочувствую тебе, Даффи. Если тебе тут не нравится, то зачем ты подписывал контракт?

– По той же причине, что и ты. Когда свернули проект С5А, кроме как в НАСА, податься мне было некуда. Что это за каракули здесь написаны?

– Это кириллица, Даффи, не строй из себя невежду. Туг написано: «Земля 445 Л». Этот код означает… Эй, Евгений! – он обернулся к коренастому технику, стоящему на платформе рядом с ними, и задал ему вопрос по-русски. Евгений что-то пробормотал, полистал желтую папку и нашел соответствующую схему. Щурясь от яркого солнечного света, Рэйли прочитал вслух перевод:

– «Серворазъединитель первой стадии схемы вторичного стартера».

Даффи отвинтил шурупы из нержавеющей стали, на которых крепилось опорное кольцо, и осмотрел мультиконнекторы, пучки проводов, шедших к цистерне, предназначенной для сжиженного гелия. Потом осторожно снял зажимы, потянул на себя верхнюю пятидесятиштекерную пробку и побрызгал на золоченые контактные штыри очищающим спреем. Потом, довольно кивнув головой, вставил пробку на место и махнул Евгению, который сделал в папке соответствующую отметку.

– Тринадцатый есть, – сказал Даффи. – Осталось всего каких-нибудь миллиона четыре. Теперь спроси у своего русского дружка, какой узел следующий. Слушай, Рэйли, объясни мне, ради Бога, как тебе удалось выучиться их тарабарщине?

– В колледже мне сказали, что русский и английский – языки космической эры.