Энн Леки - Слуги милосердия

– Тебе не удастся сохранить свою тайну, – продолжила я, обращаясь к особе, сидевшей передо мной на корточках на молу и глядевшей в свою чашку со скелем.

Ей не оставили никакою прибора – опасаясь, вероятно, что она может с его помощью причинить себе вред. Ей придется есть эти толстые листья руками или погрузиться лицом в чашку, обе возможности – неприятные и унизительные для радчааи.

– На утро назначен твой допрос. Я уверена, что они будут очень аккуратны, но в любом случае не думаю, что это жутко приятная процедура.

Как и многие народы, аннексированные Радчем, большинство ичана были убеждены, что допрос неотделим от перевоспитания, которому подвергают осужденного преступника, чтобы исключить рецидив. Безусловно, в обоих случаях использовались одни и те же препараты, и некомпетентный специалист мог причинить человеку значительный вред. Даже самые породистые радчааи испытывали ужас перед допросом и перевоспитанием, старались избегать их упоминания и всячески обходили эти темы, даже впрямую столкнувшись с ними.

По-прежнему не было никакого ответа. Она даже не подняла взгляда. Я могла сидеть в тишине так же, как и эта особа. Подумала, не попросить ли базу показать мне, что она может о ней видеть: определенно изменения температуры, возможно, частоту пульса или что-то еще. Я не сомневалась, что сенсоры, которые имелись здесь, в службе безопасности, были настроены на извлечение максимально возможной информации из заключенных. Но я не думала, что увижу в этих данных что-то удивительное.

– Ты знаешь какие-нибудь песни? – спросила я.

Мне показалось, я заметила изменение, совсем небольшое, в том, как она держала плечи, в ее позе. Мой вопрос ее удивил. Он был, должна признать, довольно бессмысленным. Почти все, кого я встречала за свою двухтысячелетнюю жизнь, знали по крайней мере несколько песен. База сказала мне в ухо:

– Это удивило ее, капитан флота.

– Несомненно, – ответила я безмолвно.

Не подняла глаз, когда Пять отступила назад, в коридор, чтобы впустить Восемь. Та держала красно-сине-зелёную коробку, инкрустированную золотом, – я передала просьбу принести ее, перед тем как покинуть кабинет губернатора. Движением руки я велела поставить коробку на пол рядом с собой, а потом открыла крышку.

В этой коробке некогда хранился античный чайный сервиз – термос, ситечко, чашки на двенадцать персон – из сине-зеленого стекла с золотом. Он просуществовал невредимым три тысячи лет, возможно – больше. Теперь сервиз лежал разбитый, в осколках, устлавших коробку или собравшихся в углублениях, которые некогда содержали его части в уютной безопасности. Невредимый, он стоил целое состояние. В осколках он все равно оставался большой ценностью.

Особа, сидевшая передо мной на корточках, в конце концов повернула голову, чтобы взглянуть на него. Спросила ровным голосом на радчааи:

– Кто это сделал?

Наверняка ты понимала, – заметила я, – когда отдавала его, что может случиться нечто подобное. Наверняка ты понимала, что больше никто не будет так высоко его ценить, как ты.

Я не знаю, о чем ты говоришь. – Она по-прежнему не отрывала глаз от разбитого сервиза, однако голос ее звучал ровно. Она говорила на радчааи с тем же акцентом, который я слышала у других ичана в Подсадье. – Это явно ценная вещь, и, кто бы его ни разбил, очевидно, он совершенно нецивилизован.

– Думаю, она расстроена, капитан флота, – сказала база мне в ухо. Как бы то ни было, она реагировала эмоционально. Трудно сделать более определенные выводы только по внешним данным, когда я не знакома с кем-то близко.

Мне по личному опыту было известно, как все работает, но я не стала говорить. Ответила безмолвно:

– Спасибо, база, это полезная информация.

Я знала, также но личному опыту, каким услужливым мог быть ИИ, когда ты ему нравился. И каким бесполезным и неотзывчивым он становился, имея причину для неприязни или негодования. Я была искренне и приятно удивлена, когда база по своей инициативе стала предоставлять мне информацию. Вслух же я сказала особе, сидящей на корточках передо мной:

– Как тебя зовут?

– А пошла ты… – ответила она ровно и безучастно. Все так же не отрывая взгляда от разбитого чайного сервиза.

– Как звали капитана, чье имя ты удалила, прежде чем сбыть этот сервиз? – Надпись на внутренней стороне крышки коробки была изменена, чтобы убрать имя, которое, как я подозревала, позволило бы раскрыть происхождение сервиза.