Юрий Нестеренко: Отчаяние

– Хочешь сказать, что идея с вирусом тоже не в первый раз приходит тебе в голову? – понял Адамсон.

– Да. Это же естественно, что мы раз за разом придумываем одно и то же. Только эта идея не была безнадежной. Мы просто поняли, что не дотерпим до конца процесса… Но он уже шел автоматически, наше участие не требовалось. Главное было – не мешать. Не разнести здесь все в очередном приступе отчаяния, особенно еще не вспомнив, что к чему…

– Значит, – потрясенно сообразил Виктор, – значит, мы… то есть я… повесил тебя в коридоре в качестве… знака «Вход запрещен»?!

– Да. К этому времени мы уже знали, что кровавые надписи типа «Не ходи туда!» не действуют. А увидев это – ты ведь не пошел дальше? И я бы не пошла… нет, я действительно надеялась, что боль убьет мой разум и для меня все кончится, но если нет… как оно и вышло…

– И сколько еще до конца процесса?

Линда вновь посмотрела на экран.

– Он завершился. Вся протоплазма инфицирована.

– Значит, мы потеряли кучу времени, пока ты создавала вирус заново! – вновь взорвался Виктор. – Мы уже давно могли со всем покончить!

– Не кричи. Осталось чуть-чуть. Идем.

Им не понадобилось возвращаться в коридор – в резервуар синтезатора можно было пройти прямо из поста управления. Спустившись по пологой лесенке и миновав вешалку, на которой когда-то висели защитные костюмы (где они были теперь, на каких из так и не найденных трупов?), астронавты оказались перед еще одной покрытой наростами дверью. Под наростами еще можно было разглядеть значок биологической опасности – что, разумеется, уже не могло остановить пришедших. По идее, за дверью должен был находиться герметичный тамбур, но как тогда вся эта живность оказалась снаружи? Благодаря парадоксальным свойствам темной материи – или же они выпустили ее сами?

Линда вновь приложила руку к сканеру, и они, преодолев тамбур, вышли на балкон, опоясывавший изнутри большое круглое помещение, которое они уже видели на экране. Вблизи колыбель жизни производила еще более отталкивающее впечатление, чем на мониторе; вязкие пузыри медленно вздувались и громко лопались в паре метров у них под ногами, в воздухе стоял густой тяжелый запах какого-то тухлого варева. Теперь Виктор понял, что означают эти пузыри, – это выделялся водород. Сам по себе, конечно, лишенный запаха.

– Ну и? – осведомился Адамсон. – Как мы это подожжем?

– Ой, – смутилась Линда, – действительно, совсем вылетело из головы. У нас были электрозажигалки, но где их теперь искать?

– Подозреваю, что за бортом.

– И тут, – она оглядывала стены, – нет никаких проводов, до которых мы могли бы дотянуться…

– Хоть бы эта хрень была из металла! – Виктор ударил кулаком по перилам балкона. – Был бы шанс высечь искру. А тут кругом сплошной пластик…

– Химически инертный и пожаробезопасный, – мрачно кивнула Линда. Затем вдруг уткнулась взглядом в первого пилота. – Подожди. Есть идея. Я сейчас принесу.

С этими словами она выскочила за дверь, оставив Виктора в бессильной тоске стискивать круглые перила. Что еще за идея? Круг прогресса замкнулся – на борту самого передового достижения человеческой науки встает та же проблема, что и в первобытной пещере: проблема добычи огня. Только здесь он нужен не для того, чтобы выжить, а для того, чтобы умереть. И сделать это гораздо сложнее – предметы под рукой у древнего дикаря не изготавливались по канонам повышенной безопасности, исключающим любую случайную искру… Но пусть, пусть она уже возвращается скорее и принесет все, что угодно! Он больше не может выносить это отчаяние! Еще немного – и он прыгнет в это булькающее внизу дерьмо, даже зная, что ничем себе не поможет, а только начнет все сначала…

Когда наконец запыхавшаяся Линда прибежала обратно, Адамсон даже не заметил ее. Он глухо скулил, раскачиваясь на месте, стиснув зубы и закрыв глаза. Ей пришлось дважды окликнуть его, чтобы привлечь внимание.

– Принесла? – жадно спросил он.

– Вот.

Она протягивала ему расческу. Самую обыкновенную, лишенную каких-либо высокотехнологических наворотов, некогда пренебрежительно оставленную им в кармане ее комбинезона.

– Это еще что?!

– Причешись.

– Какого хрена?

– У меня осталось слишком мало волос. А твои почти не пострадали. Их должно хватить.

– А-а… – наконец сообразил он, беря расческу. – Электростатика?

– Именно.

Он принялся яростно драть расческой спутанные волосы. Наверное, подумалось ему, ни один школьник с таким остервенением не наводит красоту перед первым свиданием. Каким было его первое свидание? Да и было ли оно у него вообще или его интересовала только наука? Оказывается, в его памяти еще слишком много провалов. Но теперь это уже и неважно…