Генри Олди: Кукольных дел мастер

— И никакой неувязочки. Все чин-чинарём. Батю моего Осипом назвали. А как он в скит подался, так ему скитское имя дали, новое — Ефрем. В смысле, «плодовитый». Нас у бати с мамкой по лавкам семеро, да еще померли двое, во младенчестве… В паспорт скитское имя не поставишь, начальники ругаются. А старец Аника мирским именем йонаря не назовет. Скорей язык откусит, вражина…

— Эк оно! — Лючано задумался.

«Один человек, два имени. Не кличка, не прозвище — второе имя. Хотя маэстро Карл в этом смысле кому угодно фору даст: Карл Мария Родерик О’Ван Эмерих, не шутка! С таким количеством имен впору шизофреником заделаться. Каждое — с характером, каждое — с особенным голосом. Долдонят внутри, спорят, подсказывают…»

— О чем думаешь, малыш?

— О вас, маэстро. О вас с Гишером. Раньше боялся признаться… Шизофреник я, маэстро. Больной на всю голову. Вот поверите, куда ни пойду, вас обоих тащу. Разговариваю с вами, отношения выясняю… в задницу посылаю, если надоели. Мне лечиться надо, да?

Маэстро Карл громко расхохотался. Уйдя от пиршества, они стояли у изгороди: бывший директор «Filando», бывший директор «Вертепа» и Степашка, сильно подвыпивший на радостях. Ночь близилась к завершению, луны катились за горизонт. Небо на востоке посветлело. От озера тянуло сыростью, но хмель, огнем растекаясь по жилам, успешно справлялся с зябкой напастью.

— Тогда всем невропастам надо лечиться, малыш. Это профессиональное.

— Что, и вы тоже?

— И я — тоже.

— Ваш учитель? Кто-то еще?

— Мой учитель, — хихикнул лысый маэстро, словно Лючано сморозил отъявленную глупость. — Мой учитель литературы, еще со школы. И мой отец. Так вышло, малыш. Мы не выбираем внутренние голоса. Скорее они выбирают нас.

— А у тебя, Степашка?

— А у меня — вы, Тарталья…

Оба смутились: и Лючано, и Степан. Тыщу лет знакомы, а вот поди ж ты: румянец на щеках. Должно быть, от тутовой. От нее, матушки, всегда здоровый румянец и бодрость духа.

— Я? Ну ты даешь, Степа… Один я, что ли?

— Ну, не один… Двое вас, болтунов.

— А кто второй? — с нездоровым интересом Лючано наклонился к собеседнику.

И услышал ответ:

— А старец Аника. Вечно он с вами, Тарталья, грызется, просто спасу нет…

Над головами людей, предчувствуя рассвет, тихо гасли звезды. Удивительные они существа, эти искорки во мгле. Если любоваться ими, сидя в уютных шезлонгах, выставленных на лужайке перед домом, хлебнув глоточек тутовой водки, вдыхая запах маринада, пропитавшего курятину, поджаренную на шпажках, и наслаждаясь приближением нового дня — звезды кажутся милыми котятами.

А если пешком ходить между ними, то так вовсе не кажется.

КОНЕЦ

Февраль—июль 2007 г.