Юлия Сиромолот - Полковник и панночка

Манивчане полковника Грыцюка не то чтобы боялись или не любили — напротив, относились с уважением к его геройскому боевому прошлому и к давности его славного рода. К пренебрежению им депутатскими обязанностями были весьма снисходительны: сроду не бродил в Манивцах политический дух, а что водопровод работает и школьную крышу починили — то и хорошо. Но вот то, что полковник у себя дома некими тайными трудами занят, для чего к нему чернокожие люди приезжают, отчего из сарая на всю округу ухающие звуки раздаются, и по какой такой надобности повозками добро привозят — и куда девают, например, керосин, или новенькие рельсы, или канаты целыми бухтами… это все манивчан настораживало. Городской голова приходил к полковнику, пили на веранде и чай, и что покрепче, полковник показывал — не вдаваясь особо в подробности, но и секрета из своих целей не делая — мастерскую и приборы. Объяснял, что занимается исследованиями в области воздухоплавания. Но и это не успокоило общественность. Воздухоплавание — это, конечно, славно, но летать на Луну — это ж, помилуйте, детская выдумка, блажь, вон иные тьмутараканские ученые считают, что Луны и нет совсем, одна видимость на сфере небесной, да и пользы от этого никакой, даже если бы и не видимость, а в самом деле Луна… По этой причине добрые манивчане избегали полковничьей усадьбы сами и детям заказывали поблизости играть. Мало ли что, вдруг и вообще. Оттого в последние полтора года пан Гай сделался в некотором смысле затворником. А затворник, у которого по хозяйству управляется особа хотя и не юная, но все еще красивая, статная, расторопная и молчаливая, — это уже почти совсем подозрительно: в прежние времена сказали бы — колдун и ведьма. А в нынешний просвещенный век только вздыхали: странный у нас выборный, и хозяйка у него того… этого…

Так что чаще всего из местных жителей у калитки полковника бывал почтальон. Раз в неделю с «Ведомостями Манивецкого края», дважды в месяц — с научными журналами со всего света, тяжеленными, без ярких картинок, время от времени — с бандеролями и квитанциями на посылки. А сегодня с повесткой пришел.

— Повестка вам, пан полковник, распишитесь отут, будьте добры.

Грыцюк расписался, не ожидая ничего хорошего. Прочел бумагу, сердито хмыкнул.

— Вот, панна Дарина, остаетесь на хозяйстве, — сказал, входя в мастерскую.

Домоправительница отвечала:

— Да я ж и так все время на хозяйстве, пан полковник. Что у вас там?

— В Лебедянь вызывают, в самую столицу.

— Вызывают? — Панна Дарина перестала качать педаль, подняла от шитья чуть покрасневшие глаза.

— Ответ держать, — сердито сказал полковник. — Почему это я обязанностей выборного лица не исполняю.

— И что… накажут они вас?

— Да помилуйте, моя панна! Ну самое большее — выведут из списка выборных, ну так мне того и надо. Я ведь этой обязанности не искал, держава решила, что пан Гай Грыцюк за народ воевал в небе, так и на земле теперь пусть повоюет. А я ведь что, за школу или, там, за водопровод наш — голос отдавал, но сидеть целыми днями, насчет ихних фондов да подкомитетов балагурить и народные деньги по разным карманам рассовывать — слуга покорный… Да что это я оправдываюсь, в самом деле!

— Вы, пан полковник, поезжайте спокойно, — отвечала домоправительница. — Я за вас помолюсь. А уже приедете — и как раз все будет готово.

— Понимаете вы меня, дорогая панна, — вздохнул полковник. — Столько дел, а тут изволь все бросить и явиться. Кабы не ждал такого случая развязаться с их выборной ерундою, поверите, не поехал бы ни за что. А так — что же, оставляю все на вас с легким сердцем.

И оставил. В столице полковник скучал невероятно, завершение трудов и отлет становились все желаннее, задержка — все досаднее с каждым часом. А тут еще и вопрос «о деятельности выборного полковника Грыцюка» шел последним в повестке дня, так что пан Гай, чтобы занять разум, принялся в который уже раз высчитывать подъемную силу своего аппарата, вводя всякие хитроумные поправки на изменение свойств воздушной среды вблизи Небесной Тверди. Делать такие вычисления при помощи одной лишь счетной линейки было сложно и увлекательно, и к той минуте, как председатель объявил о слушании отчета полковника, у того уже все цифры сошлись, и по всему таки выходило, что даже в самом скверном случае уж Тверди-то достичь удастся. Поэтому на трибуну он вышел в отличном настроении и в коротких словах разъяснил собравшейся перед ним громаде, что должность его почетная, однако же он ее осуществлял неуклонно в том, что касалось насущных дел округа. Поскольку таковых у нынешнего состава Манивецкой думы находилось все меньше, полковник счел возможным сосредоточиться, как он выразился, «на преподавательской и научной деятельности».