Дэвид Вебер: На службе Мечу

— А у тебя было три приглашения, верно? — спросил он, повернувшись обратно к Айтшулеру, который кивнул. — И у Абигайль тоже? — Он вернулся к язвительному удивлению от всего лишь предположения о том, что Абигайль могла добиться такого достижения.

— О, нет, — сказал Карл, печально качая головой, и замолк, поджидая, пока в глазах Григовакиса не покажется огонек удовлетворения.

— Абигайль приглашали десять раз... и это только те, о которых мне известно, — невинно сказал он.

— Что у него за проблемы? — ворчала Шобана, когда позже вечером они с Абигайль принимали душ. В этот день была очередь девушек-гардемаринов быть первыми; назавтра была бы их очередь дожидаться, пока не помоются юноши.

— У кого? — Абигайль намыливала свои почти достигающие пояса волосы. Чаще, чем она могла упомнить, она испытывала соблазн укоротить их до длины прически Шобаны. На самом деле, раз или два она хотела обрезать их почти до длины волос леди Харрингтон во времена её первого посещения Грейсона. Чаще всего даже найти время для ухода и наведения на волосы должного лоска казалось невозможным делом, да и их длина была едва ли удобна в условиях невесомости, или под шлемом скафандра, или на занятиях по физподготовке. Абигайль предполагала, что неспособность заставить себя действительно обрезать волосы являлась одной из неискоренимых уступок традициям родного мира, в котором ни одна респектабельная юная леди даже не помыслит коротко постричься.

Сейчас она завершила намыливать голову, сунула её под душ и энергично ополаскивалась.

— Ты прекрасно знаешь у кого, — немного раздражённо произнесла Шобана. — Разумеется, у этой задницы Григовакиса! Иногда можно почти заподозрить, что где-то в нём есть что-то достойное. А потом он снова возвращается к своему обычному поведению.

— На самом деле, — чуть приглушенно отозвалась Абигайль из-под каскада брызг, — я всегда считала, что он просто полагает, что настолько лучше других, что мы не признали это в первую же секунду знакомства, поскольку слишком тупы и невежественны. — Она извлекла голову из-под душа, собрала волосы в толстый жгут, и стала отжимать из них воду. — Поскольку и в дальнейшем мы не собрались сами начать оказывать ему должное почтение, то его долгом, несомненно, является выбить это из нас любым способом, какой ему только доступен.

Шобана в другой душевой кабинке обернулась и пораженно взглянула на Абигайль. Та прикусила язык. Абигайль знала, что едкость, которой она позволила прорезаться в голосе, заставила насторожиться локатор в голове её подруги.

— Я совершенно не имела в виду всех нас, — произнесла Шобана. — Я думала о проблеме, которую он, кажется, имеет в отношениях именно с тобой. И, если моя до предела обострённая интуиция не обманывает меня, полагаю, что и ты тоже имеешь проблемы в отношениях с ним . Так?

— Нет. Я не имею… — категорически начала Абигайль. Затем остановилась.

— Ты никогда не была хорошей лгуньей, — с лёгкой улыбкой заметила Шобана. — Готова поспорить, это результат строгого религиозного воспитания. А теперь расскажи всё мамочке Шобане.

— Это всего лишь… ну хорошо… — Абигайль внезапно оказалась крайне поглощена отжиманием волос, затем вздохнула. — Он один из тех кретинов, которые полагают, что все грейсонцы — живущие в пещерах варвары и религиозные фанатики, — наконец произнесла она. — И он думает, что наши обычаи и понятия о морали смешны.

— Ого, — негромко произнесла Шобана, со знанием дела оценивая Абигайль сквозь стоящий в душевой пар. — Подкатывался к тебе, да?

— Ну, да, — признала Абигайль. Она знала, что краснеет, но ничего не могла поделать. Не из за взгляда, которым смотрела на неё Шобана, даже при том, что на них сейчас не было ни нитки. Число женщин на Грейсоне в три раза превышало число мужчин и на протяжении тысячи лет единственной допустимой карьерой женщины в родном мире Абигайль была карьера жены и матери. Учитывая дисбаланс в рождаемости, состязание за имеющихся в наличии мужчин часто бывало… напряжённым. Более того, грейсонская практика многожёнства означала, что каждая грейсонская женщина могла ожидать оказаться одной из по меньшей мере двух жён, со всей вытекающей отсюда потребностью в открытости и компромиссах. Всё это вместе взятое означало, что грейсонские девушки приучались к весьма откровенным “женским разговорам”, которые были намного приземлённее и прагматичнее, чем могли бы поверить на Мантикоре, с учётом царящих там стереотипов насчёт Грейсона. Также они привыкали и к совместному использованию жилых помещений и ванных. Но это и было частью проблемы, так ведь? Она выросла привыкшей к подобному уровню открытости с другими девушками, а не в обществе, которое подготовило бы её к откровенным и прямым проявлениям интереса со стороны мужчин.