Натали провела в ванной достаточно времени, чтобы укрепиться в своем решении. Нельзя брать то, чего хочется так сильно, потому что всегда платишь дороже. Кармический закон. Столько, сколько придется отдать за этого парня, у нее просто нет. Она сама отпирала для него все свои тайные комнаты. Когда он уйдет, она останется одна посреди пустого и гулкого пространства. И с ней не будет ни цинизма, ни снисходительности, ни спасительно дурных мыслей.
Где— нибудь в зарослях наверняка притаился корпус администрации, откуда можно вызвать такси. Не может быть, чтобы отсюда нельзя было выбраться.
А вот вползать обратно в открытое вечернее платье оказалось неприятно. Не то потому, что после ночи спанья в нем оно было, мягко говоря, несвежим, не то потому, что с утра его тонкие лямки, декольте и подол до самого полу выглядели не более уместными, чем она сама — в этом обустроенном гнездышке. Прикосновение шелка к телу, возбуждающее вчера, сегодня казалось склизким и напоминало... да все о том же: о схеме «пилот — стюардесса — мотель».
На цыпочках, стараясь не шуршать шелком, взяв туфли в руки, а в охапку — плащ, Натали выбралась из ванной. Кожу покалывало возбуждением и страхом. Особенно губы. Плащ, босоножки, сумочка на шнурке, на запястье. Кажется, все...
— Убегаешь?
Кровь хлынула ей в лицо. Ничего не может быть унизительнее, чем если тебя застигнут на цыпочках, с охапкой барахла, и ты при этом отскакиваешь к стене, выкладывая свои постыдные комплексы как на ладони. И глаза таращишь.
Рубен сел, молча потер ладонями лицо, поморщился. Вид утомленный и помятый, как всегда от спанья в одежде. И недовольный, ясен пень.
— Я что-то не так сделал?
— Нет, — выговорить это было трудно, а еще унизительнее было сознавать, что сейчас она начнет бессвязно блеять, что-де дело не в нем...
— Думала, ты вчера еще догадался. Я не белая кость. Я в стюардессы-то выбралась, обдирая локти и пузо. Из фабричного квартала, с приземных этажей. Не низший-средний класс, но низший-низший. Прннчипесс нету тут. Мне с тобой вровень не встать. Ходить, говорить, поворачивать голову, небрежно употреблять это клятое «отнюдь» — я училась стиснув зубы. У меня отец — пьяница, а о матери вообще лучше не вспоминать. Моим первым парнем был «бык». Ты... ты можешь дать очень много, но в результате оставишь меня совершенно ни с чем. Я... после тебя... долгонько не смогу с интересом по сторонам поглядывать.
Она замолчала, с отвращением сознавая, что все сказанное нельзя воспринимать иначе как чистое вымогательство, предполагающее, что в ответ распаленный юноша наобещает ей златые горы, законный брак и все звезды с неба. Какими словами докажешь, что все не так?
— Сколько отдавать сердца — человек сам решает, я не могу схватить тебя за руку со словами «достаточно». Я только мог предложить решить это обменом, не глядя: все на все.
Он не недоволен, кольнуло мозг. Он расстроен. Глаза в пол, пальцы — на висках. Почему у парней с утра такой похмельный вид?
— Я видела твою уважаемую мать. Мне не проглотить такой кусок пирога, Рубен.
— Тогда иди.
Он снова потер ладонями лицо, словно таким образом надеялся стереть с себя дурной сон. Натали нерешительно переступила босыми ногами. Опыта у нее было достаточно, чтобы сообразить, как она с ним поступает. Здоровый, красивый, покончивший с монастырским Уставом Учебки, казалось бы, навсегда и разлетевшийся не только заниматься любовью, но и любить. Строго говоря, тут вот девчонки их и берут — горячими. Натали ведь поощряла его, не так ли?
— Иди, — повторил Рубен хмуро, упершись локтями в колени. Что-то в его позе ударило ее, словно под-дых. Сколько еще он так просидит, когда за ней прошелестит, закрываясь, стеклянная дверь? Чем это кончится? Можно сказать наверняка: холодным душем, а после — несколькими сутками видео. Подряд, без разбора — фильмы, новости, викторины, а в промежутках — едой в постели, не глядя, без аппетита. Сожаления осыпались, увядая, как листья в сквере. В совершенной растерянности Натали сгрузила все, что занимало ей руки, в ближайшее кресло: босоножка упала на пол, от громкого звука вздрогнули оба. Сбежать, спасаясь от душевной боли — одно дело. Но лучше быть дурой, чем свиньей.
Села рядом, чуть прикоснувшись плечом. Растерянно пошевелила пальцами ног. Полжизни за обычное домашнее платье-свитер! Тихонько ткнулась лбом Рубену в плечо.
— Не надо.
Взято слишком высоко, чтобы быть правдой. Примитивная тактика — самая верная, главное — ошеломить. «Милый, ты меня любишь?» тут не сгодится. Мы напортили столько, что дело спасет только самое тяжелое вооружение.
Читать дальше