Олег Авраменко - Небо, полное звезд

Я уже и забыл, какое небо на Марсе, – грязно-синее, почти серое, с отливающими желтизной облаками. Я отвык от здешнего разреженного воздуха, колючего ветра и пробирающего до костей холода. Но самым неприятным был вездесущий марсианский песок – он моментально забился под одежду и заскрипел у меня на зубах, стоило мне выйти из люка челнока и сделать пару шагов вниз по трапу.

Марс оставался Марсом – суровой, неприветливой планетой. За пять столетий терраформирования его удалось приспособить для жизни людей, но превратить в цветущий, благодатный мир оказалось не под силу. В итоге получилась этакая смесь Сибири, Сахары и Гималайского высокогорья.

Следом за мной по трапу спустилась Краснова. Её стройную фигуру облегал утеплённый китель с электроподогревом, поэтому в отличие от меня она чувствовала себя вполне комфортно на холодном марсианском ветру. Мы вместе смотрели на небольшой белый гравикар с широкой зелёной полосой вдоль корпуса, который только что отчалил от здания космопорта и быстро заскользил над лётным полем, направляясь в нашу сторону.

Я вспомнил тот день, когда на точно таком же школьном каре (а может, и на этом самом) меня, четырнадцатилетнего мальчишку, доставили к орбитальному челноку и представили капитану корабля «Амстердам»

Гильермо Лопесу – моему первому командиру. Под его началом я прослужил до двадцати лет, потом Лопес перевёлся в Исследовательский Департамент, и капитаном «Амстердама» стал старший помощник Бережной, а я занял его место второго пилота и старпома. Впрочем, в этой должности я пробыл недолго, лишь три с половиной года, после чего совершил очередной карьерный скачок и получил под своё командование корабль «Кардифф». А теперь вот настал мой черёд принимать новичков.

– Пятнадцать лет не была на Марсе, – задумчиво произнесла Краснова. – С тех пор как окончила школу. А ты, кэп?

– Тринадцать, – ответил я. – Тоже после школы. И никогда не хотелось вернуться.

Мы обменялись понимающими взглядами. Мало кто из выпускников Марсианской Звёздной школы испытывал тёплые или хотя бы ностальгические чувства к своей альма-матер. Семь лет учёбы в ней были далеко не лучшей порой в нашей жизни. Школа отняла у нас детство, и этого мы ей простить не могли. Но это вовсе не значит, что мы жалели о прошлом. Если бы можно было повернуть время вспять и заново прожить школьные годы, то лично я оставил бы всё как есть. Другие, думаю, тоже.

Гравикар остановился возле нас, и из него вышли трое подростков в кадетских формах – два паренька и девочка; в руках они держали чемоданы с личными вещами. А сопровождал их, к моему несказанному удивлению, тот самый капитан Лопес. После его перехода в Департамент мы больше не встречались: «Амстердам» перевели на самый длительный из колониальных маршрутов – до планеты Эсперанса, а Лопес месяцами пропадал в дальних экспедициях, и так уж получилось, что наши пути ни разу не пересеклись.

Зато, как и прежде, в информационных сетях Земли и других планет регулярно появлялись его новые статьи по астрофизике. Причём особо искать не приходилось – все ведущие университеты и научные центры непременно включали их в свои каталоги важнейших новинок. Капитан Лопес был не только астронавтом, но и видным учёным.

Меня поразило, как сильно он постарел за эти годы – его фигура потеряла былую выправку, заметно раздалась вширь, лицо покрыла сеть мелких морщин, а из-под форменной фуражки выбивались совсем уже седые волосы. И он больше не был капитаном – на его погонах сверкали адмиральские звёзды.

После обмена приветствиями Лопес сказал:

– Вот, капитан Мальстрём, привёл вам пополнение. Прошу любить и жаловать. – Затем повернулся к своим подопечным, которые с робким любопытством глазели на меня и Краснову. – Ну что ж, кадеты, ваша учёба закончилась, теперь начинается служба. Будьте достойны высокого звания… – Лопес умолк и прокашлялся. – Ай! К чёрту все эти речи. Ступайте, ребятки. Удачи вам.

Мигом сообразив, что адмирал хочет поговорить со мной, Краснова пригласила новичков пройти в челнок. Они старательно отсалютовали нам и вслед за моим старшим помощником поднялись по трапу к пассажирскому люку.

Лопес провёл их печальным взглядом, в котором явственно читалась зависть старости к юности. Потом снова посмотрел на меня.

– Чертовски рад нашей встрече, Эрик. У тебя всё в порядке?