Сергей Спящий - Наташа и будущее

Человек смертен, хуже того — внезапно смертен. Но словно забывая о краткости собственной жизни подобной всполоху мгновенно сгорающей сухой травинки. Всю свою историю, такую длинную по сравнению с протяжённостью отдельной жизни, человечество неосознанно изменяло само себя. Сегодня у нас больше возможностей для этого чем когда бы то ни было. И возникает всего один вопрос — а какими собственно мы хотели бы видеть себя?

к (луч света в тёмном царстве)

Двадцать первый и, в большей степени, двадцать второй век оставили тяжёлое наследство. Успехи медицины и торжество гуманистических идей в десятки раз уменьшили влияние естественного отбора и без того ослабленного цивилизацией в человеческой популяции. Разумеется, совершенно нежизнеспособные особи умирали до рождения вопреки усилиям врачей. Разумеется, образовывая пары люди по прежнему отчасти руководствовались худо-бедно работающими древними инстинктами, направленными на поиск такого партнёра совместное потомство с которым имеет шанс родиться более здоровым, чем в противном случае. Совместная численность человечества достигала величин невозможных ни для одного вида животных, и только отдельные популяции насекомых ещё имели возможность поглядывать на людей свысока в данном вопросе. И в столь огромной популяции естественный отбор, даже будучи ослабленным в десять, в сто, в тысячу раз, всё ещё выполнял свои функции, пытаясь отсеивать негативные мутации и поддерживать положительные просто по закону больших чисел.

Однако этого было недостаточно. Хвост плохих генов, волочащийся за каждым человеком, становился всё длиннее с каждым последующим поколением. Вместо того чтобы развивать устойчивость к самим болезням тот жалкий огрызок естественного отбора, ещё довлеющий над человечеством, поддерживал устойчивость к побочным эффектам лекарств, которыми лечили болезни.

Специалисты-дерматологи уравняли в глазах естественного отбора гены здоровой и больной кожи потому, что современные методики позволяли любую кожу сделать здоровой. Мелкие неполадки в работе внутренних органов больше не имели значения, так как их научились лечить и здоровый и больной человек (если он получал лечение) имели одинаковые шансы обзавестись потомством.

Человечество в целом всё больше подсаживалось на фармакологию, хирургию и нейрохирургию. И ничего нельзя было сделать потому, что уже большая часть людей — может быть шестьдесят процентов, может быть все восемьдесят, — уже просто не могли жить «естественным» образом. Без контроля со стороны врачей и еженедельного приёма необходимых препаратов их организмы пошли бы вразнос и прекрасные люди: учёные, мастера, те же самые врачи и просто честные, хорошие люди умерли бы от сотен мелких неполадок в несамодостаточных телах.

Ситуация была хуже чем можно представить потому, что даже среди тех, кто смог бы так или иначе прожить без приёма улучшающих умственные способности таблеток, без продлевающей активную жизнь физиотерапии, даже среди них лишь малая часть могла бы зачать и родить здорового ребёнка вне больничных палат с самым современным оборудованием облегчающим роды будущим матерям. И большая часть таких «условно» здоровых людей проживала в пределах африканского континента.

И казалось выхода не было, за исключением откровенного фашизма или жёсткого, на государственном уровне, генетического контроля.

В этой непростой ситуации Советский Союз пошёл по пути планирования и априорной разработки генетического наследия не рождённых поколений. Для пары желающих стать родителями (а статус родителей двух и более детей ощутимо повышал благополучие семьи и вызывал уважение окружающих сравнимое с высоким трудовым индексом) специалисты СовГенСтроя разрабатывали генетическую карту будущего ребёнка, по возможности используя в качестве основы геномы будущих родителей. Если организм матери позволял выносить и родить ребёнка и она сама желала этого, то так и происходило. В противном случае малыш развивался в искусственной матке под присмотром лучших специалистов по внутриутробному развитию. Если проклятие предыдущих веков коснулось генов ответственных за любовь родителей к своему малышу или если геном матери оказывался настолько повреждён, что будущий ребёнок не был фактически её ребёнком «по крови» и подсознательно не воспринимался как собственное дитя. В таких случаях перед родителями имелись три пути. Передать воспитание ребёнка государству. Пройти простейшую нейропсихическую операцию связывающую образ будущего ребёнка с потребностью любить, защищать и воспитывать. Или получить к обычному набору фармакологических препаратов ещё одну таблетку вызывающую тот же эффект, что и операция. Это было подлинное торжество свободы. Ни на западе, ни на востоке будущие родители, те, чей генетическим материал имел существенные изъяны, не могли выбирать.