Джеймс Блиш - Триумф времени

Она поставила свой бокал и протянула руку за своим плащом.

— Хорошо, Ди.

Амальфи убрал плащ из пределов ее досягаемости.

— Твое «Король Марк» звучит достаточно жестко и сурово. Предположим, ты сядешь и расскажешь мне в чем дело.

— Я хочу отправиться с тобой, Джон. Ты уже не будешь мэром Нью-Йорка, и ты не будешь связан старыми правилами, если снова подымешь город вверх. Я хочу… я хочу, чтобы…

Прошли многие недели прежде, чем ему удалось заставить ее высказать это сокровенное желание. После этого блуждающего начала они говорили уже безостановочно. Когда наконец дошло до его осторожной лысой головы, что то послание, о котором вопили все его чувства с момента ее прихода, не было еще одним сновидением из прохладного прошлого, но теплой действительностью, он прижал ее к себе, обняв и некоторое время они просто молчали. Но затем снова пошел поток слов и его оказалось просто невозможно остановить. Они без конца вспоминали и вспоминали и говорили о том, как-это-могло-бы-быть и даже в некотором роде о том, как это и было. Он просто поразился, узнав, что она пригласила в свое хозяйство всех его пусть даже весьма непродолжительных спутниц, чьи постели он разделял в течении своих официально целомудренных лет. При ее положении, как Первой Леди Новой Земли, за время ее интенсивных семейных лет, она могла пригласить одновременно двадцать нянь, без привлечения ненужного внимания, точно так же, как она служила источником многих веяний в моде и причуд, которые сделали Новую Землю именно тем, чем она оказалась теперь. А то, что Ди просто жестоко страдала от скуки, совершенно никогда не приходило ему в голову.

Но она поведала ему полную историю этого неудовольствия, и в действительности, даже больше, чем он хотел бы услышать. Они спорили, как ветреные молодые любовники — за исключением того, что их первый и самых худший спор последовал за просьбой, ради которой в былое время он был готов просто расплакаться, лишь бы услышать ее от нее.

— Джон, — произнесла она, — ты когда-нибудь соберешься взять меня к себе в постель?

Он просто развел руками в раздражении.

— Я совершенно не уверен, что хотел бы уложить жену Марка в свою постель. Кроме того, — добавил он, сознавая, что ведет себя жестоко, — ты уже получила все это сполна. Ты выспросила каждую из женщин, с которой я спал за последние более чем пол-тысячи лет. Я должен думать, что в действительности я просто бы надоел тебе до смерти, точно так же, как и все остальное.

Их примирение не было похоже на те, что сопутствуют любви молодых. Оно все более и более походило, как на приближении домой мятежной дочери, в объятия ее отца. И все же он удерживался. Теперь, когда он мог спокойно получить то, о чем только мечтал все эти столь долгие годы, он заново проходил открытия Адама. Есть желание недоступного, и есть заполучение этого желаемого, но самое величайшее — само желание. Особенно, когда объект желания, как всегда оказывается, существует только в какой-то иной вселенной, и только лишь для того, чтобы в действительности оказаться спародированным.

— Ты мне не веришь, Джон, — горько произнесла она. — Но это правда. Когда ты отправишься, я хочу быть с тобой — до самого конца, ты понимаешь? Я хочу — я хочу родить тебе ребенка.

Она посмотрела на него сквозь пелену слез — почему он никогда, за все эти века капризов не представлял ее или видел плачущей, но действительность плакала точно также, как небеса Новой Земли — и она ждала. Она пустила свою стрелу, он понял это. Это было самой высшей вещью, которую Ди Хэзлтон хотела дать ему.

— Ди, ты просто не соображаешь, что говоришь! Ты не можешь предложить мне свое девичество заново — оно уже необратимо принадлежит Марку и ты отлично это знаешь. Кроме того, я не хочу…

Он остановился. Она снова заплакала. Он никогда не хотел причинить ей боль, хотя и знал, что много раз непреднамеренно делал этого, больше, чем мог себе представить.

— Ди, у меня уже _б_ы_л_ ребенок.

Теперь она внимательно слушала его, широко раскрыв глаза, и он поморщился, когда увидел, как жалость заняла место чувства обиды. Он выложил перед ней всю закапсулированную ранее боль, как хирург.

— Когда баланс населения изменился после посадки и появилось много всех этих девочек — помнишь? А помнишь ли ты также о программе искусственного оплодотворения? Ко мне обратились с просьбой принять участие. Старый добрый аргумент против этого, как представлялось, мог быть обойден уверенностью в том, что я никогда не узнаю, какие дети будут нести мои гены — это будут знать лишь врачи, руководящие программой. Но после этого прошла беспрецедентная волна мертворождений и выкидышей — и некоторые из родившихся, которые не должны были выжить, все с некоторыми наборами… ущербностей. Мне об этом доложили. И как мэр, я решил, что должно быть сделано с ними.