Андрей Ливадный - Свидание с Богом

Охотнику было лет триста, не меньше.

Сам он никогда не задумывался о своем возрасте — там, где нет смены дня и ночи, времен года и прочих признаков течения времени, само понятие об этом теряет свой смысл. Он просто был, а сколько продолжалось данное существование и какой срок ему отпущен в будущем, такие вопросы просто не волновали его.

До выхода на поверхность Охотника, как обычно, провожали два маленьких «Хоплита». Один бежал впереди, а другой — сзади, освещая темный тоннель рассеянным светом плечевых фонарей. Это являлось их обязанностью, выполнение которой придавало двум небольшим созданиям огромный вес в обществе. Охотник знал: любой житель уровня «С» был бы рад оказаться при деле, но найти подходящую работу удавалось далеко не всем. Не зря, после последнего возвращения с поверхности, Ремонтник, придирчиво осматривая его броню, долго и нудно брюзжал по поводу того, что не нашел на ней ни одной более или менее свежей царапины, которую стоило бы латать.

Самым страшным для любого обитателя уровня являлась перспектива вдруг остаться не у дел, застыть где-нибудь в углу бессмысленным и бесполезным изваянием, до которого уже никому и никогда не будет дела…

«Нужно постараться допустить какую-нибудь оплошность», — рассудил про себя Охотник, приводя в действие механизм внушительного люка, который запирал выход на поверхность. Хотелось доставить несколько приятных минут старику, который всегда хорошо относился к тем, кто нуждался в его помощи. Для Охотника еще оставались памятными те дни, когда он был молодым, задиристым и неопытным, а потому часто возвращался с поверхности с серьезными повреждениями. Тогда Ремонтник еще находился в силе. По поводу и без повода разжигая все свои плазменные горелки, он с истинным наслаждением латал покалеченную на поверхности броню Охотника, щедро расходуя свой запас материалов, в то время как молодой Охотник с благодарностью взирал на его работу. Остаться калекой — незавидная участь, и в ту пору он относился к Ремонтнику с неким обожанием.

Теперь времена уже давно не те. Во-первых, на поверхности перевелась вся крупная и опасная дичь. Во-вторых, Охотник накопил столько опыта, что уже не подставлял свои порядком поизносившиеся бока под шальной залп какой-нибудь одичавшей стаи ходячих лазеров. Таких придурков он обходил стороной, мало ли что на уме у носатых и несерьезных двуногих пушек, им лишь бы палить по сторонам, разбрасывая дорогую энергию, — откуда только берут ее?

Размышляя таким образом, Охотник вышел на поверхность.

Звезды висели над головой, щедро усыпав бескрайнюю черноту серебряной пылью точек.

На фоне этих холодных искр медленно двигалась темная масса. По мнению «Хоплитов», на одном из которых еще сохранились лазерные дальномеры, до этой темной глыбы металла было не меньше сорока километров. Про нее рассказывали всякие небылицы: будто кто-то из старых, уже развалившихся обитателей внутреннего анклава как-то раз видел при помощи инфракрасной оптики просвечивающее сквозь внешний слой брони яркое пятно работающего внутри реактора… Сказки, конечно, но все равно приятно. Эта темная глыба на орбите придавала каждой вылазке особый таинственный смысл. Охотник был натурой романтичной, он любил думать о том, как найдет однажды нетронутый бак с реактивным топливом и сможет совершить прыжок к этой темной массе. Может быть, там внутри действительно до сих пор работает реактор? От этой мысли ему всегда становилось не по себе. Найти постоянный источник энергии. Это была заветная мечта любого обитателя станции.

Пока что концы с концами удавалось сводить исключительно за счет охоты, да еще — вторично используя совершенно истощенные химические элементы, запасы которых раньше занимали два огромных складских помещения, а теперь кончились, так же как и все в этом мире. Но пока работал Центральный Процессор, он успел обдумать данный вопрос и велел собирать истощенные химические батареи, которые в более благоприятные времена просто бросали там, где происходила замена. Теперь их искали, разбирали и их содержимым наполняли специальные ванны, в которых истощенные реактивы, оказавшись в больших количествах, еще могли вырабатывать ток.

Света на поверхности станции не было уже давно. По иным меркам освещенность старой конструкции можно было назвать «мягкими сумерками» на одной стороне и абсолютным мраком на обратной.