Юлия Полежаева - Дорога к океану смерти

Лариса снова заметалась по комнате. И как раз теперь, когда на нее с пристрастием смотрит столько глаз, когда у нее связаны руки — ей вдруг, так неожиданно, улыбнулось счастье, махнула крылом пресловутая синяя птица. Упустить такую удачу — немыслимо, невозможно. Но именно сейчас бросить мужа — ведь каждый плюнет вслед! Просто хочется кричать и кусаться.

Она вновь остановилась перед зеркалом: расстегнув верхнюю пуговицу, вытянула наверх кулончик, смеющийся льдистым голубым светом. Не следовало принимать такой подарок — но сил не было отказаться. Мише в жизни на такой кулончик не заработать, обойди он хоть весь этот дурацкий Марс пешком — а уж теперь и подавно. Да не в одних деньгах дело, просто — просто вот она, мечта любой бабы, принц на белом коне, влюбившийся с первого взгляда, и понимающий с полуслова, и предлагающий увезти на край света от всех этих языков и глаз…

В конце концов, можно было бы говорить о подлом ударе в спину, если бы Михаилу в самом деле еще высадка предстояла — а сейчас-то чего? Все путем, Марс им больше не светит, тихо-мирно возвращаются домой, никаких триумфальных встреч — кто там заметит отсутствие одной жены? Ага, конечно, никто — кроме самого Михаила. Ему сейчас и так, наверное, тяжело. Можно подумать, если я принесу себя в жертву, ему станет легче. Черт, завтра опять сеанс связи, что я ему скажу?

Может, ничего? Приберечь новости до приземления? Нет, так еще подлее: полгода притворяться в прямом эфире… Да и найдутся доброжелатели, всем глаза не отведешь, доведут до сведения. Уж лучше самой. О, написать письмо! Разве не говорил он всегда сам, что предпочитает горькую правду?

—… все будет хорошо, Митенька, ты, главное, не расстраивайся, Марс не убежит никуда, ты еще молодой, будут другие экспедиции, и вообще на нем свет клином не сошелся…

— Да, мама. Я понимаю. Не волнуйся, — обреченно повторял Дима. Запаздывание уже превышало две минуты, пытаться остановить этот поток ответными репликами было вполне бесполезно.

—… не верь плохому, Митенька, здесь все так за вас переживают, так стараются что-то придумать, чтобы вас выручить, главное, чтобы вы вернулись благополучно, ты…, — Анна Витальевна внезапно задохнулась и как-то неловко взмахнула рукой перед глазами, — не…

В кадре откуда-то появилось множество рук, пытавшихся поддержать падающую женщину.

— Мама!

Непонятная суета, чьи-то спины, потом крупным планом лицо Борисыча. У него дергалась щека.

— Дмитрий, мы вызвали скорую, может еще… Похоже, сердце — удавил бы этого подонка, который поднял панику! — Он неуверенно посмотрел куда-то в сторону и виновато добавил. — У нас три минуты, тут еще Вера что-то хочет сказать.

Вера не стала ждать изменения кадра — сразу торопливо заговорила, сжав перед грудью побелевшие от напряжения руки.

— Семен, я знаю, что ты там рядом. Я хочу тебе сказать — ты за нас не волнуйся, ты можешь на нас рассчитывать, понимаешь? Да, здесь сейчас всем приходится несладко, журналисты и вообще — но мы выдержим, не беспокойся. Ведь мы — вместе, мы — семья, нам ничего не страшно. Наверно, Анна Витальевна одна была…

— Была…, — потерянно повторил Дима.

Ужинать он отказался. Пристегнулся, отвернувшись к стене, и на вахту тоже не встал, буркнув, что ничего от этого не изменится. Ренат, как всегда, проявив ноль эмоций, возражать не стал и молча заступил на вахту, предоставив решать вопрос командиру. Часа два Семен убеждал себя в необходимости проявить чуткость и деликатность, потом грубым рывком выдернул Михаила из его ниши.

— Тихо! Ты все равно не спишь, я же вижу. У тебя есть объект для приложения профессиональных обязанностей. Давай-ка, выходи из ступора и займись парнем. Кто тут у нас психолог? Или мне, для тебя лично, прикажешь отдельного психотерапевта на сеанс связи заказывать? Димке хуже, чем тебе, твоя жена, по крайней мере, жива. И вообще, раз ей был нужен не ты сам, а знаменитый победитель, на что тебе такая жена?

Михаил сжал зубы так, что по щекам прокатились желваки, дернув плечом, сбросил командирскую руку, но подтянулся к Димкиной нише. Похлопал его по плечу.

— Ты ведь все слышал. Вишь, командир считает, что мне легче. Как ты думаешь, если бы тебя предали, тебе было бы легче? — Он помолчал. — Впрочем, неделю назад я уже считал, что нас предали, и очень огорчался по этому поводу. Сегодня понял, что есть много разных степеней предательства.

Димка молчал.

— Ты знал, что у твоей матери больное сердце?