Сергей Цикавый - Шаги в глубину

— Что ты имеешь в виду, моя родная?

— Ну, вы подумайте, с чего «Телесфор» вдруг впустил ваши программные щупы, но не убрал щиты.

Окамото бросила взгляд на планшет и вдруг сорвалась с места. Она бежала среди расступающейся толпы безликих солдат, и я в жизни не видела ничего прекраснее, а потом загремела тревога, толпы не стало.

— Хрень какая-то, — с чувством сказал один санитар другому.

— Не иначе. А с ней-то что делать?

— «Ее» можете и спросить, идиоты, — вздохнула я.

Страшно неохота думать о тревоге, о том, что Дональд — говнюк, что все так обернулось и вообще — я набор мясной вырезки, наполовину прооперированный, наполовину слепленный так, чтоб не развалился.

— Виноват, — сказал первый санитар. — Еще укольчик?

— Себе поставь. За мой счет.

Санитары хмыкнули.

— Вас в медотсек, видимо?

— Ну, мне кажется, да. Но вам виднее, — я замолчала: как-то вдруг сообразилось, что я до сих пор не знаю, где нахожусь. Тревога отзвучала, над головой снова мелькали лампы, в животе что-то больно-пребольно дергалось, будто полуоторванное.

— Что это за корабль? Где мы?

— Это «Джаганнатха», госпожа капитан, — откликнулись слева.

— «Джаганнатха»? А где сейчас войд-коммандер Трее?

В наступившей тишине был только шорох каталки. Мне отчего-то показалось, что невидимые санитары переглянулись.

— Она в медикаментозной коме.

— В коме?

— Э, да. Вообще-то, по логам вашего фрегата, вы ее и ввели в кому. Множественные повреждения брюшины, отсечены обе ноги, черепно-мозговая…

Голос санитара уплывал в боль.

Ну, здравствуй, мой новый призрак. Голос Трее, руководивший мною в Закате. Ее советы, ее образ в командирском кресле — ты не можешь без дырки в голове, госпожа инквизитор Кальтенборн.

«Но я прогрессирую, — улыбнулась я. — Теперь мой внутренний голос хотя бы живой» .

— Черт, но что за тревога-то была?

— А кто его знает. Думаешь, опять не расскажут?

Я очень хотела сказать, что тревога была отличнейшая. Что Дональд Эшспэрроу снова сбежал, что он подставился, выкачал из имперских лабораторий все данные о Лиминалях и красиво ушел. Я очень хотела объяснить двоим случайным попутчикам, что все так получилось благодаря печати высшего допуска, триумфу по случаю завершения миссии и банальному разгильдяйству.

Я хотела пообещать, что Трее выздоровеет, даст мне фрегат, и я поймаю ублюдка, который решил, что может просто так сбежать от меня.

Каждому свое, Алекса. Но как же они похожи: сын, ударившийся в вечные бега, и отныне вечно воюющий на своем черном сверхдредноуте канцлер Мономифа, бессмертный Его Меч.

Наверное, там было темно. Был длиннющий коридор, в котором вместо колонн стояли статуи. Или не статуи, но что-то такое же, с ногами. Допустим, просто ноги. Наверное, это какой-то дурацкий символизм, но статуи были видны только до колен, а остальное тонуло в тени. Пантеон Конструкторов смотрел на своих гостей из глубокого мрака. Я, конечно, натура непоэтичная, но если статую не видно, то это просто дурной вкус и нездоровый пафос: додумайте, мол, сами, какие мы великие.

А вот сун цу Трее — которая, да, уже почти месяц как «сун цу», — мне воображать не надо: Кацуко-сан выглядела наверняка как всегда.

Опираясь на тяжелый меч в ножнах, как на трость, она шла по коридору. Как она умудряется сохранять такую осанку при больных ногах, я не в курсе. Форма войд-адмирала, неизменный берет, переживший полную колоду флотских нашивок… Впрочем, я увлеклась. Пока я тут мечтала о том, чтобы в ее возрасте выглядеть так же, женщина открыла неприметную дверь и исчезла между двумя статуями.

— Мое почтение, гений «Фойершельда».

Трее подошла к единственному столу, который бледно светился в центре небольшого стрельчатого зала. Из стола рос голубоватый полупрозрачный куб, размеченный на кубики-ячейки. Я никогда не любила гипер-шахматы, но что поделать, и мне пришлось спешно учиться.

По другую сторону стола стоял адмирал Хименес.

— И тебе мое почтение, герой столичной обороны, — сказала Кацуко-сан, ставя меч у стола. — Давно ждешь?

— Да так, — неопределенно пожал плечами тот. Ему всегда шла парадная форма, сколько я его помню. Улыбка поверх стольких наград — это круто вдвойне.

— Понятно, — ответила войд-адмирал и стянула с руки перчатку. Под ней оказалась еще одна — тонкая, с кругляшами сенсорного управления. У Трее чертовски дорогая модель — два моих жалования. Старую она подарила мне и, как на мой вкус, могла бы и не менять: ведь это всего лишь интерфейс управления фигурами, ну не изнашивается он.