Джулиан Мэй - Рукав Ориона

Изначально резервации планировались как исправительные колонии — окруженные стеной, поставленные на самообеспечение поселения, чьи жители практически лишены независимости и каких-либо прав. Обязательным условием было собранное из образованных преступников автономное правительство, и в большинстве Ковентри система отлично работала. Охранники продолжали следить за порядком, но по сути они больше напоминали полицию маленького городка, чем тюремщиков. Заключенные жили не в камерах, а в квартирах, не носили униформы, не обязаны были подчиняться обременительным правилам. Преступникам предоставлялась возможность прибыльной работы и полноценного отдыха, законы также разрешали одно посещение в неделю. Конечно, жизнь в исправительной резервации сложно назвать сладкой, но и безумным царством нероновского разврата она тоже не была.

Однако в Ковентри Блю дело обстояло иначе.

Мало кто из осужденных на пожизненное заключение (многие из них задержаны лично мной, в бытность мою силовым агентом СМТ) не согласится продать свою бессмертную душу, лишь бы оказаться где-нибудь еще. И в то же время склонные к пороку свободные граждане, живущие Снаружи, платят огромные деньги, чтобы попасть в это проклятое богом место.

Клиенты стекаются в Блю со всех концов Рукава Ориона, даже с прилегающих планет. Цель у всех одна — развлечься. Распутные туристы, шныряющие вдоль и поперек пресловутой Синей Полосы, всегда могут рассчитывать на местных граждан — в том числе и представителей политической и торговой аристократии, — которые на людях всячески порицают этот притон, но в случае необходимости не брезгуют и сами попользоваться его прибылью. Самым порочным любителям острых ощущений, которым по карману плата за ночной вход и баснословные цены на уникальные услуги, Ковентри Блю раскрывал все свои возможности. Огромный мир развлечений, который и в страшном сне не приснится, здесь становился ужасающей, шокирующей, восхитительной и опасной реальностью.

И весь этот кошмар существовал абсолютно легально. В конце концов все заключенные были изгоями, то есть лишенными гражданства, попросту не людьми. По закону даже те, кто только временно остался без социального статуса, — как я, например, — тоже лишались всяких прав. Изгои, осужденные на заключение в Ковентри Блю, принадлежали к низшей касте — все эти бывшие чиновники или бизнесмены средней руки, которые в свое время нарушили устав своей межзвездной корпорации или объединенного концерна и тем самым поставили под угрозу экономическое процветание Содружества Планет Человечества.

Многие новоприбывшие заключенные — особенно наивные простаки, не верившие кошмарным слухам об этом месте, — кончали самоубийством, как только понимали, что тюремная жизнь полностью контролируется бандитскими группировками. Но большинство смирялось с неизбежным и соглашалось работать на могущественных владельцев нелегальных предприятий. А если жизнь становилась совсем невыносимой, то забвения можно достичь с помощью дешевых наркотиков, электронной стимуляции мозга или старомодного алкоголя. Все эти радости были доступны даже при пособии по безработице, если, конечно, не раскошеливаться на такую роскошь, как еда и одежда.

Религиозные лидеры, реверсионисты и прочие бессильные стражи морали на все лады клеймили Ковентри Блю: спортивная площадка извращенца, зловонная язва на теле столицы, концентрат пороков Содружества, что достались в наследство от худших дней прошлого. Законопослушные граждане только обрадовались, когда Ковентри Блю наконец-то стерли с лица земли во время зачисток и реформ, пришедших вслед за войной и падением «Ста концернов».

Множество незаконопослушных были освобождены — и он в том числе.

Но я не перестаю испытывать некоторое злобное удовлетворение, представляя себе ту ночь 18 января 2233 года, когда он побывал в гостях у гения злодейства. Не по своей воле, разумеется.

Он гордился своим неведением о Ковентри Блю. Законопослушная пресса не рассказывала о нелицеприятной деятельности, а сам он никогда не зашел бы на планетарный сайт с запрещенным доступом. Такие штучки его не интересовали.

Жажда власти — вот что стало его главным искушением, пороком номер один. Ради нее он пошел на предательство корпорации, своей собственной семьи и связался с психом, страдающим манией величия, от которого теперь зависело, не скормить ли тварь псам, когда от нее уже нет никакой пользы.