Игорь Водолеев - Где кот идет 2

В то жаркое августовское утро телефон в комнате молчал, как будто его отключили. Возможно, это был знак судьбы, но я не обратил на него внимания. Как обычно, я сидел рабочим столом и разбирал редакционную почту, не подозревая, что Руслан Мамаев уже едет в троллейбусе, прижимая к животу папку с рукописью романа С. Саничева.

Включив вентилятор, я вскрыл доставленный из отдела писем пластиковый мешок и высыпал из него два десятка разноцветных конвертов. Негусто, подумал я. Лето, ничего не попишешь. Наши постоянные корреспонденты сменили авторучки на садовые лейки и поливают в садах-огородах фрукты-овощи на радость внукам.

Мое внимание привлек большой белый конверт, надписанный твердым крупным почерком с наклоном влево. Пенсионер, подумал я. Возможно, ветеран. Придется отвечать сразу. Вскрыв конверт, я достал из него несколько листочков, отпечатанных на машинке через два интервала. Так, имеется сопроводительное письмо. Наш адрес – в углу вверху справа. Обратный – слева, но заметно ниже. Скромный пенсионер. В конце подпись автора, расшифровка подписи (В.Чанов), дата подписи. Полный ажур, подумал я. Не придерешься. Что ж, посмотрим, что пишет В. Чанов. Так, заголовок – имеется, список литературы – аж 8 позиций, подпись, расшифровка, дата. Ажур…

– Однако, – сказал я вслух. – Весьма опытный автор, этот В.Чанов. Читать материал придется очень внимательно.

«Дорогая редакция!», – писал Чанов. – «Предлагаю Вашему вниманию заметочку об ошибках несколько особого рода, обнаруженных мною в печатных изданиях. Поскольку эти ошибки объясняются забывчивостью автора, пишущего много и быстро, их для колорита можно назвать «фагетами» (от английского «ту фогет» – забывать). Классический пример фагета можно встретить в рассказе (прошу прощения) А.П.Чехова «Толстый и тонкий». Здесь написано, что гимназист Нафанаил вначале снимает шапку, а в конце рассказа роняет фуражку. Заметочка эта лежит у меня больше года. Я не строил себе иллюзий по поводу того, что ее опубликуют. Уж больно велика маститость писателя, допустившего фагеты. А в этом году я подписался на Вашу газету и не нахожу слов, чтобы выразить признательность редакции, которой как будто сделали прививку против чинопочитания: настолько все смело и свежо в каждом номере.

По образованию я историк. Трудился учителем в школе, вышел на пенсию по возрасту. В настоящее время работаю внештатным лектором общества «Знание». Свою наблюдательность специально развивал с юных лет и фагеты, о которых я рассказываю в заметке, только малая часть того, что мне попадалась в статьях и книгах. Если Вы по каким-либо причинам не сочтете возможным опубликовать предлагаемую мною статью, будьте любезны сообщить мне об этом по нижеуказанному адресу.

С уважением: (подпись), дата, обратный адрес».

Так я и знал, подумал я. Стиль вежливой жертвы. Однако не пишет ни про свои заслуги перед обществом, ни про инвалидность. Это плюс. Что ж, посмотрим, что за фагеты такие. Я перевернул страницу и прочитал название статьи:

Неискушенному читателю Редактор издательства представляется неким рыбаком, внимательно раскинувшим свои сети в потоке приходящей литературной продукции. Выловит рыбак рыбину покрупнее, очистит ее от чешуи и отправит в издательскую кухню. Питайся читатель, получай свое удовольствие! К сожалению, времени у редактора мало, а литпродукции – много. Вот и появляются в печати произведения с остатками чешуи, которая для некоторых читателей становится ложкой дегтя в бочке меда. Заслуженный успех, например, имел у широкого читателя роман «Противостояние» (снятый по этой книге одноименный телесериал демонстрировался по Центральному телевидению). Но, если бы у редактора издания было бы чуть больше времени, он легко заметил бы, что на стр. 210 романа написано: «…веревка была чем-то смазана, она была совершенно не тронута гнилью…». Редактор сразу вспомнил бы, что впервые веревка в романе появляется на стр.148. Он вернулся бы назад и прочитал бы: «…истлевшая веревка легко поддалась». Думается, дальнейшее было бы делом техники, в смысле телефона. В любом случае редактору нетрудно договориться с автором об окончательном виде веревки, не говоря уже о других мелочах. В самом деле, не составляет никакого труда поднять трубку и сказать: «Послушайте, голубчик, тут у вас на стр.324 старушка Милинко Г.А. называет своего бывшего квартиранта Гончаровым. А вот я вернулся на стр.300 и обнаружил, что здесь Глафира Андреевна называет его Горчаковым. Разница, конечно, небольшая, но сейчас такой читатель пошел, может и заметить. Давайте оставим что-нибудь одно. Вы какую фамилию предпочитаете? Горчаков? Лады. Так и оставим».