Дмитрий Захаров - Репродуктор

Ветераны, матери федерации или, скажем, школьные отряды часовых имели обыкновение осуждать, утверждать, а равно и принимать исторические решения. Они могли основать или поддержать многовековую традицию. Заявить протест. Начать акцию. Съесть бутерброд. Черта лысого. Значение имело только кураторское резюме.

— Портовые медведи, — услышала Марина, — как нам докладывают, совместно с так называемым «Японским выбором» готовили акцию устрашения. Не будем вдаваться в детали, но там взрывчатка и не только, — Тамара Сергеевна снова выдержала многозначительную паузу. — Такое вот у нас время сейчас.

Кто-то удивленно кашлянул, но высказываться тем не менее не стал.

— Как вы понимаете, Старостат не может в такой ситуации игнорировать призывы общества, — докладчица постучала ногтем по крышке стола. — Поэтому, опираясь на поддержку более чем 83 % опрошенных, решено вернуться к практике медвежьих ям. Конечно, в исключительных случаях и по приговору народного суда.

— А я давно предлагал, — тихо, но отчетливо сказал один из замов.

Тамара Сергеевна понимающе кивнула с полуулыбкой. Она как будто говорила: да я и сама сколько раз предлагала, но ведь не слушают.

Марина оглядела собравшихся: ужас читался всего на двух-трех лицах, Фима задумчиво смотрела в пол.

— Можно поинтересоваться, откуда взяты данные про порт и поддержку ям? — услышала она свой голос и с опозданием отметила, что нарушает сразу два правила: не дает Абазову заговорить первым и не поднимает руку перед вопросом.

Дама-куратор едва заметно скривила губы.

— Девушка, можешь подойти спросить после совещания, — сообщила она, — если ты сама не знаешь таких очевидных вещей.

Марина только сжала зубы и удивленно сощурила глаза.

— Мне бы все же хотелось, чтобы вы при всех обозначили источник этих сведений, — она сделала ударение на «вы», но дама-куратор намека предпочла не понять.

— Я уже все тебе сказала.

Марина вдохнула и выдохнула, закрыла и открыла глаза, улыбнулась.

— Простите, конечно, но я что-то не припомню, как мы выпивали на брудершафт.

Кто-то снова кашлянул. Или даже крякнул. На несколько секунд повисла тишина, в которую постарался без промедления вплыть Абазов.

— Про 83 % не скажу, но мы тоже пару недель назад проводили опросы на сходную тему. Ну, несколько более расширенно, правда. Анжелика, вы помните показатели?

Зеленоглазая Лика похлопала ладонью по плотной папке, прогрызенной черными тесемками.

— Вот-вот, — продолжал Абазов, — динамика, хотим мы того или нет. И такая проблема этот порт, мы, Тамара Сергеевна, всё сознаем. Просто, поймите, может, несколько внезапно…

Тамара Сергеевна не слушала.

— Детский сад какой-то, — сказала она зло и тут же исчезла из Марининого поля зрения. Видимо, села за стол, где ее заслонили замские профили.

Возражений и замечаний не последовало. Стали обсуждать, как готовить сопровождение ям в развлекательных программах. Подачу в новостях куратор уже сформулировала. Марина все оставшееся время молчала — благо поразить ее чем-нибудь было уже в общем-то невозможно.

После заседания Серафима первым делом утащила ее в холл.

— Марина, что ты творишь? — зашипела она. — Зачем на нее напрыгивала?

— Я?! — изумилась Марина. — Ты слышала, что эта дура несет? И хамить еще мне будет?! Ты, кстати, знаешь, кто она вообще такая?

— Представления не имею. Раз Толя ее пригласил, значит, так надо.

Марина фыркнула.

— Толя не знает, где у нас линейная служба сидит, он на прошлой неделе звонил, спрашивал.

В руке у Серафимы вдруг оказалось зеркальце в витиеватой серебряной оправе.

— Где линейная сидит — не знает, а вот в политике он сечет, — сказала Фима, внимательно разглядывая линию бровей. — Не лезла бы ты, Маринка, в то, чего не понимаешь.

— Давай-давай, Фима, расскажи мне, как мою корову доить. Я вот тебе напротив пообещаю, что пойду к Толе — разговаривать про цифры поддержки. Это же дичь совсем! Шапкозакидательство!

— И чего ты хочешь добиться?

— Да не прыгать в это все сейчас. Официально запросить у Исполнения наказаний…

Серафима покачала головой.

— Ладно, дорогая, это как тебе больше нравится. Тогда до вечера, я побежала в Старостат — там по программной сетке будет совещание в пять. Пока-пока.

И Фима, помахав ручкой и чмокнув воздух алыми губками, улетучилась. Она мелькнула в своем кабинете, уже с белой сумочкой в руке материализовалась на лестнице и минуты через четыре катила в номенклатурной карете по Аукционной улице.