Алан Фостер - Програмерзость

— Жаль, что не подумали в этот раз. — Рослый сержант поморщился. — Мне нужен бифштекс.

— Представь себе, что ты городской патрульный полицейский двадцатого века. — Карденас нагнулся и, подобрав деревяшку длиной с руку, бросил ее другу. — Вот тебе дубинка.

Хаяки отбил ветку в сторону; только кора да капли полетели.

— Я предпочел бы бифштекс. На паре свежих тортилий. — Он взглянул на низко нависшее небо. — Темнеет.

Карденас, прищурясь, посмотрел на небо.

— Возможно дождь уйдет вместе с солнцем.

— Ты действительно так думаешь? — В голосе сержанта звучало столько надежды, что у Карденаса не хватило духу ответить отрицательно.

Удивительное дело, когда свет в мире растаял, дождь действительно стих. Он не совсем прекратился, а преобразился из ливня в липкий, всепроникающий туман. В то же время, температура с наступлением ночи поднялась. Итогом оказалось увеличение надоедливой влажности, сведшее на нет любые блага, которыми они могли насладиться от прекращения дождя.

Оставшегося света хватило, чтобы заметить, как дорога впереди расходилась в трех направлениях. На трехсторонней развилке был установлен первоклассный недавно отштампованный погодостойкий дорожный знак. Только теперь он был сбит набекрень, делая любые напечатанные на нем указания столь же бесполезными, как титьки у борова. Усталые и обескураженные, оба спутника принялись подыскивать место для лагеря.

— Нельзя идти дальше в темноте, — указал без надобности Хаяки. Последняя пара часов пути по раскисшей дороге убедила его, что грязь у них под ногами насыщена собственной жизнью и умышленно ползет вверх по его ногам. — Жаль, что я не курю.

— Это почему? — Карденас высматривал дерево с достаточно густой листвой для защиты от непогоды.

— Потому что тогда у меня была бы зажигалка, и мы смогли бы развести костер.

— Не будь слишком суров к себе. Оглянись вокруг. — Инспектор показал на переувлажненный тропический лес. — Где тут найдешь чего-нибудь, способное загореться?

Рослый сержант обвел взглядом быстро темнеющие окрестности.

— Это не мой стиль, Анхель. Я привык гоняться за нинами и сумкодранами по закоулкам Агуа-При и Сонойты. А выживание в дебрях стоит в самом низу моего резюме.

— И моего тоже, — признался Карденас, принимаясь собирать опавшие листья для сооружения лежанки. — Возможно, как ты сказал, кто-то да проедет по этой дороге. Если же нет, завтра пойдем дальше.

Вытащив из кармана вторую и последнюю фруктово-злаковую плитку, Хаяки помахал ею перед другом и скорчил гримасу.

— По крайней мере, не приходится беспокоиться о завтраке. Он уже готов. Хотя я и предпочел бы на завтрак пару бурритос с сыром, чорисо [49]со сметаной и, может быть, бок…

— Заткнись, — оборвал его Карденас. — Для остального мне и интуитом быть не надо.

Дождь, по счастью, не возобновился, когда они уселись рядом под массивным стволом большой кекропии, чтобы дожидаться утра. Усталость компенсировала отсутствие постели, и спали они, несмотря на промокшую одежду, на удивление хорошо.

И им не потребовалось беспокоиться о том, как бы не заспаться.

Карденаса разбудило ощущение, похожее на бегущие по телу мурашки. Подобное он прежде испытал дважды, лет двадцать назад, когда занимался наблюдением за мотелем-ловушкой в худшей части Тусона. Нынешние мурашки были покрупнее, но ощущение было тем же самым.

Вскочив на ноги и не обращая внимания на одеревенелость суставов, он принялся хлопать себя по всему телу. Те, что разбудили его, отбивались, кусаясь и жаля. К счастью, под одежду пролезли немногие. Наибольшему нападению подверглись лицо и кисти рук, вот на них-то он и сосредоточился в первую очередь.

Хаяки сонно моргнул, а затем вытаращился на пострадавшего друга.

— Ты под какую мелодию танцуешь, Анхель? Поделись, а то мне тоже не помешает… — Внезапное понимание заставило и его резко вскочить.

И вот они уже вместе запрыгали, молотя по вторгшимся в одежду муравьям. Карденас знал решительно все о злоупотребляющих стимстиками, о кранч-мастерах, о жизни на, над и под Полосой. Но проживание на огромных просторах пустыни Сонора не подготовило его иметь дело с тропиками. Будь он более сведущ в местной экологии, то знал бы, что деревья рода цекропия давали приют самым разным видам тропических муравьев [50], которые в них и жили и питались, весьма плохо относясь к незваным чужакам.

Минут двадцать им пришлось хлопать по себе, сшибать насекомых щелчками и проверять, не упустили ли какого-нибудь муравьишку, прежде чем у обоих появилась уверенность, что они избавились от своих крошечных, но свирепых гостей. Теперь они окончательно проснулись — и снова устали.