Владислав Шепелев: Смертельная Игра. Новичок

- Сам такой! - эти детские фразы меня всегда веселили, поэтому я весело улыбнулся и произнёс:

- Конечно, я - вредина, - сестренка после моих слов довольно хмыкнула и, развернувшись, двинулась в сторону двери.

Я степенно последовал за ней.

Мы вышли в коридор, и двинулись на кухню, в которой уже вовсю хлопотала Веста - наш персональный робот для ведения хозяйства. А что вы думали? 22 век как никак.

- Доброе утро, Лёша, Марина. Хотите кушать? - компьютерным бесполым голосом спросила Веста.

- Да. Я с радостью! - я в предвкушении потёр ладони.

- Я тоже, - поддакнула Маринка.

- Тогда идите мойте руки, и садитесь за стол!

Выполнив то, о чём просила нас Веста, мы с сестренкой сели за стол и выжидательно уставились на робота, который неторопливо поставил на стол большую тарелку с аппетитными на вид блинами и маленькую мисочку с клубничным вареньем.

Мой желудок взревел раненным зверем, требующим одного - еды.

Так что я сразу же накинулся на сочные блинчики с клубничным вареньем. Сестренка также старалась не отставать от меня.

Спустя пару минут тарелка с миской были девственно чисты.

А мы, сытые и довольные встали из-за стола, поблагодарили Весту и двинулись в зал, в котором уже сидели наши о чем-то спорящие(не трудно догадаться о чём) родители.

- О, доброе утро, Лёша, - сказал мне отец, приветственно помахав рукой. Папа у меня был солидным представительным мужчиной атлетического телосложения с небольшой черной бородкой, с прямым носом, высоким лбом и пронзительными серыми глазами.

- Мы тут с мамой обсуждаем письмо, которое пришло из твоего университета, - продолжил папа. - В принципе, я согласен с тем, что предлагает твой ректор, а вот твоя мама...

- Я считаю, что нет. Это слишком опасно, - произнесла моя мама, глядя на отца. Это была невысокая, но стройная женщина с гривой каштановых волос, сегодня заплетенных в косу, с немного бледноватой кожей, и большими зелёными глазами.

- Мама, мы уже об этом говорили! Мне уже двадцать лет, поэтому позволь мне самому решать, что для меня хорошо, а что плохо! Тем более, я должен хотя бы узнать, что в этом письме. Тебе так не кажется? - я старался сделать вид, что даже понятия не имею, что моим родителям мог прислать ректор. После моей вдохновенной тирады мама грустно вздохнула, после чего сказала:

- Да, Алёшка, ты прав. Ты уже взрослый и вправе решать сам за себя. Держи, - мама протянула мне небольшой конверт с золотистой эмблемой университета, - здесь письмо, которое нам с папой адресовал твой Александр Григорьевич.

Подобными конвертами в мире уже лет пятьдесят никто не пользуется, но наш ректор настоял на подобных бумажных посланиях, объясняя это тем, что сейчас они выглядят весьма оригинально.

На обратной стороне конверта старательным косым подчерком было написано:

Родителям Чернова Алексея Викторовича: Чернову Виктору Григорьевичу и Черновой Екатерине Юрьевне

Я открыл уже распечатанный родителями конверт, вынул оттуда вдвое сложенный листок бумаги, и углубился в чтение:

Уважаемые Черновы Виктор Григорьевич и Екатерина Юрьевна!

С радостью сообщаем вам, что ваш сын приглашается на стажировку в межзвездную космическую экспедицию на планету HIP 116454b.

Длительность экспедиции составляет один земной год.

Если вы не даете разрешение вашему сыну на участие в экспедиции или же он сам по каким-либо причинам решил отказаться, вы с ним должны прибыть не позже 12 июля в кабинет ректора университета биофизики, чтобы объяснить причину отказа.

Если же вы и ваш сын согласны, просим вас прибыть с ним 13 июля в 8:00 в 14 аудиторию для дальнейшего инструктажа. При себе требуется иметь паспорт.

Шишко Александр Григорьевич, ректор Московского Государственного Университета Биофизики 10.07.2106

Я оторвал взгляд от письма и посмотрел маме в глаза. Она вопросительно уставилась на меня. В её ярко-зелёных глазах стоял немой вопрос.

Было видно: она всей душой желала, чтобы я не летел, чтобы я не согласился.

Но я уже всё решил! Эта экспедиция - мой шанс чего-то добиться в жизни! И я не собирался его упускать.

- Я согласен лететь, - сказал я, спокойно глядя в мамины глаза.

Она тяжело вздохнула. На несколько секунд в зале повисла тишина, даже Маринка, понимая торжественность момента, молчала.

Наконец мама заговорила:

- Что ж, Алёшка, я могу тебе запретить лететь* (*в 22 веке совершеннолетие наступает с 21 года)... но не буду этого делать.