Нил Стивенсон - Алмазный век

На большей своей части дамба проходила чуть выше максимальной приливной отметки, но на центральном километре изгибалась дугой для прохода кораблей; не то чтобы эти корабли были кому-то нужны, но несколько старых морских волков и предприимчивых туроператоров сновали по устью Янцзы на джонках, которые, кстати, великолепно смотрелись с арки, лаская глаз поклонникам «Нейшнл Джеографик» их разлюбезным единением дня нынешнего с прошедшим. С самой высокой точки Хакворт видел еще дамбы, справа и слева, соединяющие окраины Шанхая с другими искусственными островами. Ниппон Нано напоминал Фудзияму: внизу, у самой кромки воды – офисные здания, затем жилые дома (чем выше по склону, тем дороже), дальше пояс площадок для гольфа; верхнюю треть оставили под сады, бамбуковые рощи и прочие формы рукотворной природы. На другой стороне лежал кусочек Индостана. На его геотектуру повлиял не столько могольский*, сколько советский период. Никто не потрудился окружить промышленный центр фрактальными ухищрениями. Остров, засевший километрах в десяти от Нового Чжусина, мозолил глаза обитателям дорогих вилл и давал неиссякаемую пищу для ксенофобских анекдотов. Хакворт никогда не пересказывал таких анекдотов; уж он-то и знал, что у индусов есть все шансы обогнать и ниппонцев, и викторианцев в борьбе за китайский рынок. Мозги у них ничуть не хуже, их самих больше, и они лучше понимают крестьянскую душу.

Отсюда, с вершины моста, Хакворт видел прибрежную часть Пудуна и небоскребы выше по склону. Как всегда, его поразила несуразность старых городов, где драгоценные гектары век за веком жертвовались под всевозможные «привези-доставь». Магистрали, мосты, железнодорожные ветки, дымные, блестящие огнями сортировочные, линии электропередачи, трубопроводы, путепроводы, портовые сооружения для судов самых разных размеров, от сампанов и джонок до контейнеровозов, аэропорты. Хакворт был неравнодушен к обаянию Сан-Франциско, но Атлантида Шанхайская породила в нем ощущение, что старые города доживают свой век; в лучшем случае их удел – превратиться в музеи и тематические парки. Будущее за новыми городами, выращенными на скальном грунте атом за атомом, пронизанными живой капиллярной сетью подающих линий. Старые районы Шанхая, лишенные подачи или с линиями, проложенными в бамбуковых желобах, застыли в пугающей бездвижности, словно дряхлый курильщик опиума посреди оживленной городской улицы. Он сидит на корточках, цедит сквозь зубы дым и грезит о чем-то таком, о чем бегущие мимо современники давно запретили себе думать.

В такой-то район Хакворт и поспешал сейчас самым быстрым шагом.

Если создавать контрафакт прямо из подачи, это рано или поздно всплывет, потому что все матсборщики передают сведения обратно вдоль линии. Нужен собственный источник, не связанный с сетью, а это сложно. Тем не менее упорный злоумышленник, вооружившись изобретательностью и терпением, может собрать установку, способную обеспечить набор простых строительных кубиков массой от десяти до ста дальтонов. Таких людей в Шанхае немало, и некоторые – изобретательнее и терпеливее других.

Лезвие скальпеля имело толщину ровно один атом; оно сняло клок кожи с Хаквортовой ладони, словно крыло самолета через облако прошло. Хакворт протянул маленький – с ноготь – ошметок доктору Икс, который подхватил его резными палочками из слоновой кости, поболтал в изящной, украшенной перегородчатой эмалью чашке с химическим осушителем и разложил на маленькой алмазной плас- тинке.

Настоящая фамилия доктора Икс представляла собой последовательность пришепетываний, утробного металлического лязга, квазинемецких гласных и полупроглоченных «р». Все без исключения европейцы безбожно ее перевирали. Возможно, из соображений политических он в отличие от большинства азиатов не взял себе европейского имени и (в довольно покровительственном тоне) предлагал называть его просто доктором Икс – с этой буквы начиналось его имя, записанное латиницей.

Доктор Икс убрал алмазную пластинку в стальной цилиндр. По одной стороне его шел обод с тефлоновым покрытием и рядом отверстий под болты. Доктор Икс передал цилиндр помощнику, который принял его двумя руками, словно золотое яйцо на шелковой подушечке, и соединил с ободом на сети массивной стальной арматуры, занимающей два стола. Помощник помощника вставил и завинтил блестящие болты. Затем помощник включил рубильник, и заработал древний вакуумный насос. И следующие минуту-две разговаривать было невозможно, и Хакворт разглядывал лабораторию доктора Икс, пытаясь угадать с точностью до века, а то и династии, возраст того или иного предмета обстановки. На высокой полке стояли банки, заполненные, как показалось Хакворту, мочой. В ней плавали какие-то потроха, и он предположил, что это желчные пузыри начисто истребленных животных, которые постоянно – в том числе в данную минуту – растут в цене. Вложение куда более выгодное, чем любой паевой инвестиционный фонд. Запертый ружейный шкаф и позеленевшая от времени настольная издательская система «Макинтош» свидетельствовали о других упражнениях владельца в непоощряемых видах деятельности. В одной стене было прорублено окно, сквозь которое виднелась вентиляционная шахта не шире могилы, – в ней рос скрюченный тополь. В остальном комната была так забита маленькими, бурыми, сморщенными, органического вида предметами, что глаз Хакворта мгновенно потерял способность отличать один от другого. По стенам висели каллиграфические надписи, вероятно, стихотворные. В свое время Хакворт взял на себя несколько иероглифов и ознакомиться с азами китайской интеллектуальной системы, но в целом предпочитал, чтобы его трансцендентное было на виду, под присмотром, – скажем, на красивом витраже, а не вплеталось в жизненную ткань тонкой золотой нитью.