Игорь Николаев - Город Тьмы и Дождя

- Опять 'порноул' завезли? - догадливо качнул головой Постников. Патроны одного из огромных советских предприятий давно стали притчей во языцех, потому что представляли собой клинически чистый случай мобилизационной продукции самого низкого качества. В свое время их наштамповали сотнями миллионов и уже третье десятилетие распродавали за сущие копейки по всему свету.

Глинский неопределенно хмыкнул и так же неопределенно махнул рукой.

- Двину я скоро отсюда, - неожиданно сказал инструктор, когда Постников опять собрался напомнить о себе и цели визита. Глинский смотрел поверх головы Алекса, на большие настенные часы, такие же старые, как электроплитка, с длинной трещиной через все стекло. Часы давно остановились, наверное, они о чем-то напоминали стрелку, поэтому он сохранял бесполезный механизм. Но и чинить не спешил.

- Куда?

- Подальше, - исчерпывающе пояснил Глинский. Но все же снизошел до пояснения. - на восток, в 'красную' зону. Подальше.

Что такое 'синие' и 'красные' зоны Алекс уже знал.

Мегаполисы и агломерации в СССР неофициально делились на три категории. Определения никогда не использовались в официозе, но все о них знали. В 'синих' регионах господствовала классическая корпоративная культура, усреднено-стандартная для всего мира. Там правили 'коммэрсы', то есть люди нового послевоенного мира, и сосредотачивалось высокотехнологическое производство (не все, но очень многое). А вот 'красные' представляли собой в какой-то мере острова старой советской жизни, чуть слабее затронутые чумой всеобщей коммерциализации. В них заправляли 'деловые' или, как назвали бы их в мире Алекса - 'красные директора'. На красных территориях культивировалась советская эстетика и атрибутика, было несколько лучше с социальной поддержкой и чуть больше обычного житейского порядка. Денег там крутилось меньше из-за меньшей рыночной маржи. Однако 'красные' были сильны, потому что владели высокозатратной и так называемой 'старой" индустрией, связанной с ресурсами и материальным производством. Уголь, металлургия, химпром, промышленный космос, гиганты советской индустрии вроде Магнитки или Уралмаша, атомная энергетика - без этого 'синие' обойтись не могли при всем своем лидерстве и богатстве. Между собой 'старые' и 'новые' находились в сложных отношениях любви и ненависти, то есть плотно сотрудничали ради общей прибыли и непрерывно боролись по всем правилам ожесточенной конкуренции. Синие ввели в моду использование 'агрессивного арбитража' и диверсии, красные ответили формированием добровольных народных дружин (ДНД) и оперативных комсомольских отрядов (ОКОД). Кроме того, на востоке страны ДОСААФ превратился в нечто наподобие национальной гвардии США. И когда агенты агломерации Москва-Ленинград что-нибудь взрывали на Урале, в обратную сторону приходили экспроприаторы из 'Красной гвардии', 'Реввоенсовета' и подобных им.

Нечто подобное происходило и в Штатах, где богатые и хай-тековые побережья регулярно пытались прогнуть под себя индустриальный 'ржавый пояс', подкошенный, однако не убитый конкуренцией с азиатами. Поэтому бизнесмен с американского Среднего Запада оказывался для делового человека с русского Дальнего Востока ближе и полезнее, чем московский соотечественник.

И наконец 'черными' назывались регионы, на которые все махнули рукой в силу их экономической бесперспективности. В чистом виде практически не встречались, представляя собой скорее анклавы среди синих и красных агломераций.

Насколько представлял Постников, стрелковый инструктор вполне преуспевал. С чего вдруг ему могло понадобиться оставить устоявшееся дело и уехать - непонятно... Если только Глинский не шутил. Но он, похоже, был совершенно серьезен.

- Достало меня это скотство, - с неожиданной грустью сказал стрелок. Учитывая его профессию и связи прозвучало с оттенком жутковатого гротеска.

- Достало...

Странное дело, но Алексу показалось, что это самое 'достало' не связано с намерением отбыть в дальние края. Скорее в одной короткой фразе Глинский выразил все свое отношение к ... а к чему, собственно? К чему-то...

Постников счел за лучшее промолчать, благо на дне стакана еще осталось немного остро, приятно пахнущей жидкости.

- Как дальше думаешь жить? - спросил Глинский. Он держал пустой стакан, плотно обхватив его ладонями, словно грея пальцы. Стрелок смотрел по-прежнему поверх головы Постникова, однако Алексу показалось, что в словах толстяка не просто вопрос. Точнее - не только вежливый вопрос для поддержания разговора. Было что-то еще...