Брюс Стерлинг - Джим и Айрин

Джим запирается в ванной, открывает скрипучий кран. Жесткая, металлическая вода из глубоких пустынных скважин, как гвозди...

Джим лежит в потрескавшейся ванне, осторожно смачивает измученный, пересохший нос, думает о ней. Думает о том, чего она хочет на самом деле, хочет ли она чего-нибудь, какое отношение это все имеет к нему. Что она делает там, в комнате... Возможные варианты: a) она звонит в полицию, b) она испугалась и убежала, c) ждет его с пистолетом наизготовку, или даже d) лежит обнаженная в кровати под простыней, натянутой до подбородка и с ожидающим выражением лица. Наверное, d) – худший вариант. Он не готов к d), это слишком серьезный шаг... уже засыпая, он понимает, что уже забыл, что было под a) и b)...

Джим совершает нечеловеческое усилие, вылезает из ванны, кожа горит, в голове шум. Вытирается, влезает в несвежие джинсы и майку. Открывает дверь.

Айрин сидит в единственном кресле, около лампы и читает гидеоновскую Библию. В комнате холод – она не включила термостат. Возможно, не знала как.

Джим включает его на максимальную температуру, дрожа, влезает в одну из кроватей.

Айрин смотрит на него поверх Библии:

– Джим, ты очень болен?

– Да. Извини, так получилось.

Она закрывает Библию, заложив страницу пальцем:

– Я могу тебе помочь?

– Нет. Спасибо. Мне просто надо немного поспать. – Он натягивает одеяло, но дрожь все не проходит. Смотрит на нее слезящимися глазами, пытается заставить себя думать. – Ты, наверное, голодна? Знаешь, как заказать пиццу?

Айрин показывает ему пакетик крекеров.

– Да, – говорит Джим, – это тоже вкусно.

– Я давно хотела прочитать эту книгу!, – говорит Айрин, в голосе ее удовлетворение. Она открывает пакетик с крекерами и углубляется в Библию.

Джим просыпается в сухом, перегретом воздухе, встает, выключает термостат. Айрин садится в кровати, еще не полностью проснувшаяся, испуганная и потерянная. Видно, что она уснула с мокрыми после душа волосами.

– Привет, – хрипит Джим и идет в ванную.

Он пытается прокашляться, чистит зубы, собирает волосы в конский хвост.

Бреется.

Когда он выходит, Айрин уже одета и причесывается перед зеркалом.

Одежда на ней та же, что и вчера – другой нет.

Между ними ничего не решилось, но страха стало меньше – в конце концов, они успешно провели ночь, более-менее вместе – и обошлось без насилия и перестрелок.

– Ты как?, – спрашивает Джим.

– Спасибо, все хорошо.

– Отлично. Сегодня мы отправляемся в Санта-Фе, по дороге возьмем еще денег.

Они завтракают в пончиковой, делают три остановки у телефонов. Джим предпочитает телефоны у шоссе – так легче сматываться.

Оказывается, он уже вскрывал эти телефоны раньше – Штуковина оставляет почти незаметные характерные царапинки. По виду этим царапинкам не меньше трех лет.

Джим останавливается у пригородного отделения банка и отправляет туда Айрин со звенящей сумкой. Возвращается она с четырьмя двадцатками и победной улыбкой.

– Отлично, – говорит он ей, дает ей одну бумажку и прячет остальные три в кошелек. – Они задавали вопросы?

– Нет.

– Обычно так и бывает. Испугалась?

– Нет. – Она извлекает из сумки гидеоновскую Библию. – Джим, я украла ее.

– Ты украла гидеоновскую Библию?!

– Да. Как цыганка.

– Да... В следующий раз ты срежешь этикетки с матрасов.

Она задумалась над его словами:

– Хорошо, Джим.

Это должно было быть смешным, но ему почему-то стало очень грустно.

После обеда они обработали еще три телефона. Больше, чем обычно – но двоим и нужно больше. В придорожном магазинчике Джим купил им новые джинсы, рубашки и носки.

У кассы он вдруг замечает дешевую соломенную ковбойскую шляпу и покупает ее. Надевает ее на голову Айрин. Она все равно выглядит дикой и почти отчаявшейся – но теперь очень по-американски, времен Великой Депрессии.

Может быть, она и страшна – но Джима это не очень волнует. Он знает, что настоящие женщины не похожи на девочек из телевизора.

Да и сам он выглядит страшновато. Бывают дни, когда он смотрит на себя в зеркало и думает – что же случилось? Тогда он выглядит загнанным и испуганным неудачником с глубокими морщинами вокруг глаз. Любому копу и служащему мотеля по всей Америке сразу должно быть ясно – жулик. В такие дни он просто не выходит из фургончика, прячется за тонированными стеклами – и едет.

Вечером они выезжают из Санта-Фе по шоссе 25 на Юг. Горы сменяются равнинами. Около десяти вечера они подъезжают к Альбукерку, останавливаются в маленьком мотеле. Заведение пятидесятых годов под названием Sagebrush.