Мария Лиханова - Соединение

*

Апокалиптические, дистопические или антиутопические произведения важны с точки зрения создания разработанной адекватной концепции зла, как нежелательного модуса существования, к чему, на мой взгляд, должны отчасти стремиться формы современной литературы. Преследуя эту цель я также создала дистопию «Империя Смерти», сильно отличающуюся по стилистике от «Соединения», но связанную отчасти сюжетом, которая, впрочем, является вполне самостоятельным произведением.

Соединение, сверхразум, описываемый в этом романе, все же в некотором роде вынужден благодаря тем же процессам распада, деградации, воссоздавать нечто вроде разумных форм коммуникации с изолирующимся объектом.

Роман ставит наблюдателя посередине, на границе, там, где происходит распад и замыкание форм. Проводя свой мысленный эксперимент, я наблюдаю основные закономерности, описывая формы и структуры воображаемой реальности, исходя из их непосредственного восприятия. Роман вряд ли можно назвать занимательным в привычном смысле этого слова (в отличии от «Империи Смерти», форму которой я придала, исходя из намерения развеселить друга), он не адаптирован специально для людей. Я писала «Соединение» ради собственного удовольствия, и потому роман несколько странен, я бы даже сказала, психоделичен, соответствует сугубо моему вкусу, произволу и выработанной мной методике работы (я основывалась на сосредоточении на проблеме, чем-то похожем на автоматическое письмо, и некоторым своим опытом, связанным с осознанным сновидением). Однако, данный роман можно назвать красивым, несмотря на то, что читать его довольно тяжело.

Что касается практической стороны описания, то можно увидеть, что я, воспроизводя его, должна была решить ряд вопросов, и прежде всего, вопрос отображения информации в сложной кибернетической системе, которую должен представлять разум соединения, и, следовательно, вопрос о том, как должен был бы развиваться далее, эволюционировать, мозг в общем. В романе можно заметить несколько тезисов, на которые я вольно или невольно воспроизвожу. Эволюция мозга, во всяком случае, нелинейные варианты форм развития и существования оного, умозрительно связаны с выделением им фундаментальных взаимосвязей, которые от узкофункциональных и простых, связанных с сугубо функционированием организма, становятся все более общими и сложными, связанными с общими закономерности функционирования среды. Таким образом, если представить один из несуществующих вариантов, то отображаемые гибко внешние связи на одном этапе должны получить некоторое структурное основание на другом этапе так, что мы можем сделать допущение, что человек на следующем этапе развития мог бы получить некоторые органы восприятия, которые могли бы отображать смыслы, которые сейчас мы можем извлечь только опосредованно: путем размышлений, обобщений, которые делаются различными науками, естественными и гуманитарными. Впрочем, так как мы рассматриваем в некотором роде внечеловеческий интеллект, развившийся на основе человеческого, мы предполагаем, что данные смыслы в случае людей, обладающим вторичным онтологическим статусом по отношению к более обширным и развитым системам, их включающим, не получают подобного воплощения – а мозговая система уходит в сторону приспособления ко вторичной среде, которую представляет сверхразум Соединения. Что же касается самого Соединения, то можно предположить, что оно должно как раз все больше сливаться с некими взаимосвязями, которые мы условно можем назвать взаимосвязями первого порядка, лежащими в основе функционирования действительности (например, но необязательно, с физическими законами). Следовательно, наш вирусный мозг, формирующийся в соединении, отщепляющийся от него, должен как воспринимать некоторые общие структуры соединения сами по себе, так и не иметь о них понятия, так, возможно, воспринимать их частично, не целостно, то же должно касаться его восприятия своей человеческой природы и обыденной действительности. Что же касается остальных людей, то подразумевается, что они воспринимают реальность примерно также, как и мы, так как восприятие Соединения, и, следовательно, их общей природы, им не доступно. При этом подразумевается, что канва восприятия отщепленного героя будет все же связана с восприятием типичных стереотипов действий и событий, в которые включены люди (а, значит, и тело героини) в обыденной действительности и которые для них отображаются соответствующим образом, как обыденность, но которые не могут так однозначно восприниматься описываемой нами структурой протагониста. Странноватые психоделические описания форм, приведенные в дистопии, таким образом, касаются до повторяющихся день за днем видов и стереотипов действительности, с которой мы сталкиваемся и которые каждый может легко вывести из своего опыта, сопоставляя их с рядом значений, переживаемых протагонистом, за исключением того, что его реальность является более технологически совершенной и в ней существуют некие особые разновидности людей, выведенные, исходя из потребностей Соединения и преобразующей силы его появления и существования, и, соответствующие наборы действий, с ними связанные, которые, однако, также касаются обобщенных структурно-смысловых аспектов действительности существования людей, на базе которого и появилось Соединение.