Мария Лиханова - Империя Смерти

Подобного рода чтение напоминало Даниилу также об его отступничестве, занятии, от которого он отказался, чтобы примкнуть к материальному миру, но которое все равно структурировало его восприятие и личность, постоянно напоминало о себе через других людей.

Должно быть, все эти неприятные последствия, которые испытывал теперь Даниил, углубляясь в выкладки, вызывала безжалостная рациональность, на которой строилась работа Дениса и от которой нельзя было просто так отмахнуться, не опровергнув, на что Даниил, казалось, был неспособен.

Даниил с начала дружбы стремился помочь Денису, снизить то гигантское давление, под которым он находился, но их последняя встреча заставила его думать о том, что эта задача является для него непосильной, и Денис давно и безвозвратно порабощен невидимой силой, над которой Даниил не властен, и теперь Денис представляет не более, чем останки от того смелого, сильного и доброго юноши, которым был когда-то.

Даниил был привязан к Денису потому, что, кроме того, что он был его другом с юности, он также хранил на себе отблеск того времени, когда способность любить и жить Даниила еще не была профанацией, которую она представляла, по мнению Даниила, ныне. Жизнь Даниила, как он признавался, состояла из ничего не значащих связей с грубыми, жестокими и тупыми юношами, эксплуатирующими его, с которыми его не связывало ничего, кроме похоти и их зависимости от его денег. Он наблюдал то одного, то другого из этих юношей, когда они приходили к нему, в его заведение, чтобы получить то, что им нужно, но, разумеется, не его самого, в попытке решить их собственные проблемы, чаще материального свойства. Даниил считал, что его окружали целые колонии паразитов, юношей, мужчин, девушек и женщин, питающихся благодаря хозяину, находящему некий суррогат удовлетворения в их алчном мельтешении.

Выхолощенный, обдолбанный, затуманенный внутренний мир его любовников, привязанный исключительно к материальным объектам, был примечателен мгновенными преобразованиями, бурями, которые заставляли их переходить из одного состояния в другое, мгновенно преобразуюсь из мстительных палачей в обиженных жертв и обратно. Даниил так привык к существованию в этом мире, что другой, если он и был реален, перестал для него существовать, потому что впечатления разъедали, как плесень, саму возможность и ценность существования всякой другой реальности.

Изучение Даниилом исследования Дениса, проходило, за исключением обычного его досуга, связанного в основном с управлением богатствами нескольких доверенных лиц, под аккомпанемент посещений одного из его любовников, который навещал его в клубе и вымогал наркотики и деньги в обмен на сексуальные услуги и собственное молчание, а также проходившей в клубе организации вечера, который должен был быть посвящен празднованию дня рождения одной его хорошей знакомой, которая планировала провести праздник в его заведении в стиле чаепития Гэтсби, с лимонными кексами и залом, заполненным охапками цветов: попытка сконструировать лакированный противоестественный купол внешнего лоска над внутренней пустотой и внешним безобразием была частью его обыденной реальности, той, которая его отвлекала и развлекала.

Занимаясь обыденными делами, Даниил не мог отделаться от мысли, что реальность подгнивает: возможно, наполнение танцевального зала и зала ресторана цветами были удачной идеей, чтобы скрыть запах разложения, чувствовавшийся ему повсюду в разрубаемом мигающим светом и ударами музыки разноцветном пространстве, где он предпочитал скрывался от неба, дня и ночи, допуская только стихию человеческих тел.

Сегодня в состоянии меланхолии Даниил наблюдает со второго уровня, как дождь из музыки и света выбивает небольшие воронки в лужицах человеческих сознаний, пригодных только для того, чтобы закрыть собой пол помещения. Он ощущает сладковатый синтетический привкус в кондиционированном воздухе, когда его внимание привлекает андрогинная фигура внизу. Черная одежда расплывается, сливаясь с темнотой, нахлестывающей на нее каждые несколько мгновений, как вода, что даже немного напоминает Даниилу движения крыльев.

Даниил запомнил девушку, потому что она выглядела противоестественно среди других людей, напоминая галлюцинацию. Девушка сидела на стуле у одной из колонн, сверля глазами пространство. Глаза сообщали острому в профиль лицу крайне печальное выражение, характерное для икон. Коренастая сутулость фигуры, содержащая силу, сочеталась с впечатлением некоторого истощения, которое шло от нее. Рукава, поднятые над локтем, открывали тонкие цыплячьи лапки.