Нелл Уайт-Смит - Демонология и я. Сны Зимы

Когда Ювелир закончил, ноги у демонессы подогнулись. Она упала вниз, белой подбитой птицей опустившись в черное озеро шлейфа собственного траурного одеяния. Пальцы её судорожно коснулись ноги Ювелира чуть выше голенища сапога, словно ища поддержки, словно стремясь утолить этим странную острую боль, отдававшуюся внутри сердца серым и страшным бессилием сделать следующий вдох.

Не обратив внимания на это страждущее прикосновение, демон отошел в сторону в безликом молчании, которое так шло его лицу. Приблизился к механическому алтарю, жужжащему тысячей шестерней. Бегло взгляд его скользнул по голему, лежащему на нём. Спящему вечным беспробудным сном.

– Постойте, господин, – попросила его демонесса, страдая. Ювелир слышал, как коснулась каменных плит её побледневшая от холода и боли рука, как резко дернулись запястья в этом нервном касании, – я вижу вокруг одни тени.

– Так будет теперь всегда, госпожа Зима, – ответил Ювелир, замерев.

– Постойте, – снова попросила она, теребя непривычное украшение на шее так, будто могла снять его, как обычное колье, – постойте, я не смогу. Вокруг будут только безликие тени. Отныне и навек. И я буду знать каждое мгновение вечности, что мне суждено… одиночество, – Ювелир смотрел на бесстрастное лицо спящего голема, чью жизнь поддерживал механический алтарь, – я вижу ясно теперь, что каждый, кто живёт в этом мире, – не Он. Лишь робким светом теплится его душа в этом механическом теле на алтаре. Я вижу, почему вы не можете её забрать.

– Она слишком слаба. Нужно убить голема, чтобы душа вашего любовника не оказалась размыта новой душой, зарождающейся в механике тела.

– Теперь я мученица посмертия своего возлюбленного. И это всё, что я буду отныне и до гибели мира помнить о нашей любви, ради которой я предала своего мужа… Предала и никогда не пожалела об этом.

– Да, – холодно подтвердил её слова Ювелир, – Вы говорили мне, что души механоидов, не сужденные мне и неотнятые мною на пике достижения их Дара, напряжения всех их душевных сил… что те души, что не отдал я Даром Храму, не вложил в самоцветные сердца Машин Творения, возвращаются в Лабиринт. Что там блуждают они в вечной тьме и что оттуда могут однажды найти дорогу в мир. Я уверял вас в обратном, презрев собственные интересы, ведь чего желал я более, чем вернуть себе Храм? Ради вашего супруга, ради своего великого брата я просил вас одуматься, не совершать со мной сделки, ссылаясь на знания, известные мне с абсолютной точностью, но вы не поверили мне. Теперь вам больше незачем цепляться за существование тела своего любовника. Вы прокляли сами себя, пусть я и одобряю это затворничество и это проклятье.

Его рука коснулась металла алтаря. Замерла в обманчивом бездействии.

– Не смей убивать его, Ювелир, – прорычала Зима, роняя по плечам белые волосы, пачкая их алой кровью, – не смей!

– Иначе вы зазря продали мне Храм. Обрести вновь его душу, не отпустив её из тела, невозможно.

– Тогда знай, что Я найду способ добраться в Лабиринт и найти Его душу там, а пока это невозможно – Я буду ждать. Я буду ждать пришествия Лабиринта до конца времён, чтобы вернуть душу в механическое тело, приготовленное для него.

– Это тщета.

– Я всегда буду ждать! – крикнула Зима, теряя с этим криком последние крохи прежней себя. Растрёпанные волосы, измазанные в алом пальцы и блуждающие нервно зрачки терзали полную холода бездушную отныне для неё сферу мира, лишенную тепла и приюта.

Ещё крик Зимы не рассеялся под низким сферическим куполом Холодного Дома, когда Ювелир остановил механизм.

– Ищите теперь его душу среди бесконечных теней, госпожа, – произнёс тихо демон, ощущая, как затухает жизнь голема, чья душа походила для него на неприметный уголёк, – но помните, что велико время зимы, ибо всё вернётся.

Иногда нужно просто признать, что всё кончено. Что мечты достигнуть нельзя. Просто остановиться в какой-то момент, плотно-плотно зажмуриться и доверительно сообщить это самому себе. И тогда, при определённом везении, жизнь войдёт в нужное русло.

Можно сколько угодно именовать себя мечтателем и гордиться своим постоянством, но порой совершенно бесполезно идти туда, куда зовёт сердце. У сердца плохо с ориентацией на местности. Оно не разберётся, перепутает, и вот вы сидите с ним в тупике как два дурня. А к мечте… а к мечте пути закрыты, окна заколочены, и когда пытаешься сунуть нос в щелочку запертой на все замки двери, судьба ласково подтыкает просвет вонючей тряпкой. Может, кто-то из тех, кому удача привыкла улыбаться, прочел предыдущие строки с высокомерием, но это он зря: и так бывает. Так бывает, что вам просто некуда двигаться дальше.