Игорь Сотников - Гиперпанк Безза… Книга первая

И тогда нервно спрашивается: А что всё это может значить? И ради чего весь этот риск, которому подверг себя человек-отступник, придя сюда, ясно что в логово для вот таких олдбоев, кто только свою бородку нежно гладит, а узнай они, что ты ходишь без этой подчёркивающей его эксклюзивность детали своего интеллекта и субъектности из принципиальных соображений, а не как простительно – лысею во всех местах, дружище, то его бы точно никто по головке не погладил, принявшись вбивать ногами его интеллект прямо головой в асфальт.

А раз тут присутствует такой немалый риск для этого человека-отступника, то причина его сюда приведшая, была не менее значимой, чем его жизнь, или хотя бы интеллект. И можно даже предположить, что этот человек-отступник имел в себе достаточно мужества, чтобы сюда прийти. А вот насколько ему хватит мужества дальше пойти, то это буквально сейчас выяснится, как только зашедший в это заведение олдбой заметит его, затем что-то в голове прикинет, осматриваясь по сторонам и ища там трудно вот так сразу понять кого, и наконец-то, сочтёт возможным подойти к столику с человеком-отступником за ним.

Правда, люди креатива, а олдбои все излишне вышли оттуда, и если не они, то кто, если не некоторые из них, то лишь все не могут зайти, войти, пройти и выйти без того и без этого, чтобы не быть не лишним и таким как есть он есть, и не столкнуться с нарративом с надрывом к нему, который без всякого если к нему будет демонстрировать чуждые мысли опять же ему, мысль не быть им, не им и самим собой. Что зрительно и случилось, падла, немедленно и независимо от порядка хода мысли, жизни и причинно-следственных связей и подходов к такому роду, виду, цели действий, со своими квази последствиями, следствиями и промежуточными завершениями в набросах сиквела, а для размашисто мыслящих, то и в триквеле.

А если быть ближе к тому, к чему не хочется быть настолько близко, чтобы всё это тебя буквально касалось, а на расстоянии быть к нему в самый раз, то зашедший в двери забегаловки олдбой, как только осмотрелся по сторонам, затем задержался своим взглядом на вывеске на входе: «Уже завтра может сделать вчера сегодня. Смотри не задержись в сегодня вчера!», являющуюся перефразированием одной мысленной реальности, взятой в качестве триггера для нынешнего направления движения сознания масс в свой прогресс, где отстать забвению смерти подобно (Что есть смерть? Полное вычёркивание тебя из информационных упоминаний. И этого никто кто в тренде не хочет), и заодно позиционирующей владельцев этого заведения, как людей с прогрессивными взглядами, политически грамотными и знающим толк в продвижении своего продукта в массы, используя для этого не только конъюнктуру рынка, но и её политическую составляющую, и будучи в этой отстранённости от проходящего мимо информационного потока, и столкнулся с противонаправленно движущим лицом этой реальности в виде другой сущности олдбоя – его плеча.

Ну а всякое вмешательство в личное жизненное пространство, а тем более так сконцентрировано на самоволии, эгоцентризме и мазохизме, некорректно, недопустимо и атас. И зашедший олдбой немедленно реагирует на то, как себя решил позиционировать тот, кто не соизволит быть в курсе того, что он отвлечённо себя чувствует и ему до этого никакого нет дела.

– Больше темноты. – Впившись взглядом в противника, процедил сквозь зубы олдбой. А тот недолго, а может вообще не думая, считая себя в самом себе быть правым во всём, явно идя на ещё больший не компромисс, немедленно отгрызает свой ответ. – Немного больше темноты. – На что вошедший олдбой, явно обладающий хорошим зрительным нервом и умеющий ориентироваться во временах суток, в календарях времён и насчёт природы он может с лихвой поговорить, нашёл бы что этому типажу из завтрашнего сегодняшнего вчера заметить, – дисперсия оболочки вашей целеустремлённости не считается с реалиями времени, – но он ранее заметил того, кто его ждал с вниманием к нему, и олдбой счёл за ненужное, быть скрупулёзно ответственным к этому типажу напротив.

И олдбой, выразительно выдав: «Мир-дверь-мяч», направился к столику ожидающего и внимательно в его сторону смотрящего человека.

– Это вы? – остановившись у столика с человеком отступником, задался вопросом Олдбой с неизвестным идентификационным именем для многих, но по нему сразу видно, что он Олдбой с большой буквы.

– Если это вы? – внимательно посмотрел на Олдбоя, с долей ехидства, так многозначительно и пространно ответил человек-отступник. Но Олдбоя на такие шутки странного юмора этого человека не подвести под растерянность и глупость разносола в себе, и он готов вступить в прогресс синагоги с этим конъюнктивитом.