Александр Мартынов - Миры душ - Захария должен умереть

А когда они больше не смогут выдерживать безумный темп изматывающего труда, сами станут сырьем для ненасытных установок. Я же падаю на самое дно. Больше нет окон, только одна сплошная стена. Но мне не нужны глаза, чтобы увидеть то, что скрывается за глухой преградой. Там находиться свой маленький мир, полностью лишенный света. Километры проводов, кабелей и труб простираются вдоль бесконечных коммуникационных каналов. Каналы тянутся вдоль всей башни, но на верхних этажах никто не желает на них смотреть. Только здесь, в самом низу, обитают те, кто способен по достоинству оценить красоту хаотичных переплетений. Эти существа едва напоминают людей, которыми когда-то были. Их плоть изувечена, почти две трети тела удалено. Конечности превращены в подобие паучьих лап с вживленными ремонтными инструментами. Глаза вырваны и замещены оптическими датчиками. А из мозга удалены все участки, необязательные для выполнения поставленных задач. Ограниченные киборги даже не способны понять, насколько никчемное существование они ведут. Им недоступно ничего за пределами задач по поиску и устранению неисправностей.

Я тем временем достиг земли. Глаза уже давно перестали что-либо различать, но это не помешало мне почувствовать стремительное погружение в темноту и грязь улиц. Эти места кишат жертвами влияния башни. Здесь живет много разных людей: сильных и слабых, авантюристов и отчаявшихся. Но кое-что общее объединяет их всех – их жизни стоят одинаково мало. И моя жизнь станет всего лишь еще одной в бесчисленном списке убитых.

Мое тело со всей скоростью обрушилось на проезжую часть. Кажется, в раздолбанной дороге появится еще одна крупная выбоина. По идее я должен был почувствовать самую невероятную боль в своей жизни, но не успел. Пожар, захлестнувший все мои чувства, утих также быстро, как и разгорелся. А потом наступило забытье. Если это загробная жизнь, то она вовсе не так уж и плоха. Здесь хотя бы нет боли. Но боль так легко не сдавалась. Она возвращалась вместе с остатками сознания. Казалось, что мысли и боль стали явлениями одной природы. Между вспышками проходили то ли секунды, то ли часы. Я не мог сказать точно. Время утратило всякое значение, между двумя приступами боли легко могли смениться целые эпохи. Вот только в эти моменты периодически возвращались и остальные чувства. На мгновение мне удавалось увидеть фигуру, волочившую куда-то мое тело, а до ушей доносилось далекое бормотание. «Еще не конец», – успевал я разобрать до того, как снова выпадал в пустоту.

Следующей вспышки боли ждать пришлось особенно долго. Наверное, вселенная уже успела свернуться и родиться заново. Однако теперь кое-что изменилось. Боль стала приглушенной и ноющей. Вскоре она сменилась чувством онемения. Можно было подумать, будто я уменьшаюсь или, вернее, меня становится меньше. Это новое чувство длилось еще дольше, чем пребывание в пустоте, но забытье, наконец, выдернуло меня назад из моего подобия бодрствования. Следующее мое пробуждение было уже совсем другим. Боль практически ушла, и я перестал бояться своих ощущений. Я попытался окончательно прийти в сознание, но у меня ничего не получилось. Разум определенно жил, но беспомощно бился в клетке мертвого тела, неспособный слышать, видеть, чувствовать. Даже закричать не было никакой возможности. Я начинал сходить с ума, переполняемый бессильным гневом и отчаянием. Внезапно темноту моей ментальной тюрьмы нарушил яркий луч света. Нет, зрение не вернулось ко мне, таким образом я почувствовал возвращение звуков в мое царство пустоты. В беспорядочном нагромождении шумов невозможно было что-либо разобрать. Но вскоре звуки упорядочились, и до меня донесся чей-то голос:

– …калибровка завершена. Судя по отклику, звуковые центры восстановлены. Что дальше? Зрение или голосовой модулятор? О, вижу мозговой импульс. Понял, ты хочешь поговорить, – незнакомец комментировал все свои действия.

Спустя несколько щелчков и комментариев в духе: «вчера же еще работало», я почувствовал, как ко мне возвращается возможность издавать звуки. Первая же попытка заговорить обернулась полным провалом. Я не мог знать наверняка, но понимал, что у меня больше нет языка, как, возможно, и голосовых связок. Определенно, теперь я разговаривал через некий аугмент, и к нему нужно было приспособиться. Голос незнакомца снова ворвался в мое сознание:

– Успокойся! – фраза прозвучало так, будто он хотел успокоить себя, а не меня. – Сейчас я перенастрою модулятор. Скоро ты заговоришь, даже петь сможешь. Но… лучше не надо.

Читать дальше