А. Седых - Башня Континуума. Слава Резонансу

Ее появление вызвало у сгрудившихся возле входа в Храм культистов буйное ликование. Моримото растерялся. Что все это означало? Что еще задумали эти мерзкие бахромчатые людишки?

– Непонятно, – пробормотал он, положив ладонь на затылок Изменившегося, – впрочем, это огромная ошибка. Давайте-ка вдарим по этой дряни.

Но вонзившийся в статую столп белого пламени орбитального лазерного луча не нанес ей видимого ущерба, только заставил на секунду пошатнуться – как подвыпившего человека, притворяющегося трезвым – но тотчас статуя выпрямилась и вновь пустилась в пляс, подыгрывая себе на банджо.

Моримото не верил глазам. Полноте, да не сон ли это? А, если и сон, отчего он никак не мог проснуться?

– Увеличьте мощность орбитального луча!

– Мощность луча увеличена на двадцать процентов…

Второй орбитальный удар, нацеленный в статую, мигом обратил в горсти серого пепла сотни сектантов, опалил сам Храм и превратил в ржавую пустыню примыкающий к Храму обширный зеленый парк, но проклятая статуя даже не почесалась. Более того, с несказанным удивлением Моримото осознал, что статуя напиталась энергией смертоносного плазменного луча. Она явно стала танцевать и двигаться раза в три или в четыре быстрей, чем раньше.

А потом случилось предсказуемое, но оттого не менее ужасное.

Статуя Короля запела, вторя голосу Короля, льющемуся из всех уличных динамиков этого проклятого городишки. Бойкие ритмы рок-н-ролла подняли боевой дух культистов на недосягаемую высоту, превратив в берсерков, напрочь лишенных инстинкта самосохранения и восприимчивости к боли, ослепительным вспышкам светошумовых гранат и облакам слезоточивого газа.

Гвардейцы Синдиката и штурмовики Народного Трудового Альянса, напротив, претерпевали неимоверные мучения. Пение Короля лишало их рассудка, заставляя забывать приказы, бросаться на товарищей или кончать с собой. Снайперы прыгали с крыш и выбрасывались из окон высотных зданий. Пилоты теряли управление, и над городом пролился метеоритный дождь дымящихся, горящих, взрывающихся прямо в воздухе воздушных колесниц.

Элитные солдаты Синдиката, в которых после десятилетий обработки практически не осталось человеческого, реагировали на песнь Короля не так выраженно, но даже им оказалось не под силу справиться с бушующей толпой. Они истребляли тысячи культистов, но на смену погибшим приходили тысячи и тысячи живых – и еще более разъяренных. Их наступление стало захлебываться в невероятном море белой бахромчатой массы.

Да и статуя Короля помогала культистам расправиться с объединенной армией Синдиката и НТА – расшвыривала пинками тяжелые бронемашины, сбивала взмахами золотых рук еще уцелевшие боевые колесницы, опрокидывала, будто детские игрушки, мобильные башни, оснащенные сверхскоростными турелями, успевая притом необычайно ловко уворачиваться от залпов плазменных орудий и самонаводящихся ракет.

Моримото повидал в жизни многое. Но такое? Нет. Такого он не видел никогда. От этой безумной клоунады рассудок его стал словно соскальзывать в пучины кромешного помешательства. Бесстрастный металлический голос, проникая ему в голову через разъем информационного нейрошунта, информировал его о потерях.

– Триста… пятьсот… девятьсот девятнадцать… четыре тысячи пятьсот… семь тысяч семьсот…

– Иисусе Сладчайший! – вырвалось у Моримото из насквозь прогнивших бездн его черной души. – Тета?

– Господин, – страшно проскрежетал Тета сквозь отзвуки кровавой битвы и оглушающее пение Короля.

– Довольно. Отступайте.

– Господин, мы пробьемся…

– Я сказал, нет! К черту ваши самопожертвования. Отступайте! Немедленно! Это приказ! Вы меня слышите?

Связь с Луизитанией оборвалась. Последним, что увидел глава Синдиката перед тем, как потухли мониторы, было громадное, сверкающее, будто облитое маслом, запрокинутое, оскаленное в усмешке, лицо статуи Короля. Повисла долгая тишина. Никто не шевелился и даже не дышал. Моримото медленно разжал сведенные судорогой челюсти, сорвал с головы шлем и уставился на своих лизоблюдов.

– Я думаю, это устроил кто-то из вас. Я знаю это! Выродки! Что вы молчите?

– Господин, умоляем…

Моримото не собирался покупаться на их мольбы. Он протянул руку и не слишком любезно тряханул за шкирку дремлющего Изменившегося. Тот распахнул свои такие чистые и доверчивые голубые глаза и посмотрел на сёгуна.

– Начинай.

Изменившийся кивнул. Они понимали друг друга с полуслова. С тех пор, как Изменившийся попробовал на вкус плоть Моримото, их связало чувство, стоящее превыше любых обид и счетов, чувство, побеждающее любые сословные и биологические предрассудки, чувство, созидающее Империи и обращающие их в прах. И чувство это звалось – любовь.