Игорь Сотников - Гиперпанк Безза… Книга третья

– Я когда был в отключке, – вот такое вдруг рассудилось и надумалось Умнику, – то в меня поселился дух какого-нибудь йога Патанджали («А это ещё откуда во мне?! От Патанджали). И он то меня и вытянул в этот шпагат. А так бы я никогда не смог добиться от себя такой пластичности. – Надо отдать должное уму Умника, эта его версия объяснения с ним случившегося, была вполне себе логична. Вот только Умник сам по себе не логичен, и у него тут же возникли придирчивые вопросы к этой версии.

– Если так, то получается, что стоит тебе только вообразить себя тем же Брюс ли, – ты с помощью медитаций и крепкого желания впустишь в себя его дух, – то ты в раз будешь знать кун-фу. – Вот так сам себя опровергает Умник.

– Вполне может быть. – Всё же Умник упёртый тип, раз он продолжает настаивать на прежней версии объяснения этого своего необычного положения в пространстве. – Не попробовав, не узнаешь. – Как бы ставит жирную точку в этом споре Умник. Но куда там, когда его оппонент, он сам, не менее упёртый тип.

– А ты прямо сейчас верни в себя дух того йога, кто тебя так согнул. И пусть он тебя обратно разогнёт. И если всё так, то тогда я сочту всё тобой сказанное за правду. – Что и говорить, а ловок оппонент Умника, так умело его поставив в тупик.

– Всему своё время. – Огрызается Умник. – Сперва надо понять, где я оказался. – А вот с этим не поспоришь. И Умник отрывается взглядом от своих задереневших в шпагате ног, – да они на хрен уже затекли, – и подняв голову от пола, начинает смотреть перед собой. Но так как на пути его взгляда встала его чёлка, сползшая на глаза и своей потливой мокротой создавшая предпосылки к её налипанию на глаза, то Умнику пришлось сперва оторвать руку от пола и убрать с глаза чёлку. А как только чёлка была убрана, то перед Умником и открылась удивительная картина, вызвавшая в нём непроизвольный окрик: «Япона ж мать!».

Что в тот же момент вызвало в нём удивительную реакцию, – да откуда во мне все эти выражения берутся?! – себя вопросил Умник, а вот со стороны какой-то тётки стоящей спиной к нему у стены напротив, этого помещения типа кухни, реакция на его вот такую не сдержанность последовала с некоторой задержкой на её поворот в сторону Умника, и для начала она хочет для себя уяснить, с какой стати Умник себя такое словесное безобразие позволяет и кто его таким образом себя вести надоумил.

И эта, скажем более демократично и воспитано, женщина неизвестного возраста, о котором можно только догадываться, а с точностью до года говорить о нём не будет прилично, а делать в уме догадки, исходя из вот таких этих подсказок, что эта женщина уже не та, что была прежде, и даже далеко не та, то это оставим на совести тех учёных, для кого не существует этики и нравственности, а им подавай одни лишь голые факты, со всеми вот такими подробностями в своём внешнем виде, на которые не считают нужным закрыть глаза все эти люди от науки, плюс она в одну экзотическую сторону своего характера была повёрнута – она добрейшей комплекции тётка, и в глазах прищурена (и это не только потому, что ей интересно в край смотреть на Умника и хотца знать, что он там ещё задумал), со всем этим удовлетворением в себе и желанием заодно ж выяснить, что это ещё за разговоры тут начались без на то её разрешения, посмотрела со вздохом на Умника, да и обратилась с этим в себе вопрошанием к одному из тут же присутствующих мальцов очень странного образа, – это были прямо юнцы школьного возраста, если они ещё знают, что такое школа в прямом её понимании, которые от всех своих ровесников отличались ярко выраженной целеустремлённостью ко всему, а сейчас к серебренной ложке в своих руках, с которой они не сводили своего взгляда, где последним штрихов подчёркивающих их самобытность была их буквальная голытьба на голове (одеты они тоже были не так уж, в какие-то тряпки), – сидящих на высоких табуретах по обе от неё стороны.

– Вы это видели? – как бы в сердцах спрашивает одного из мальцов эта женщина экзотического для Умника вида и характера (а так-то он может быть для неё экзотичен, если в этих местах такая как она есть обычность).

А мальцы, если быть поверхностно к ним внимательным, как Умник, то чисто визуально не должны ничего видеть. Но как понимает опять же Умник, то так поверхностно здесь вообще не мыслят и не рассуждают. И тогда, пожалуй, эти мальцы не только его видели, а они на его счёт уже сделали все возможные наглядные наблюдения и выводы. Которые ничего хорошего не несут Умнику, как ещё он почему-то думает. Хотя почему? А на это есть свои причины и объяснения типа таких. Когда человек для себя оказывается неожиданно и вдруг в неизвестном пространстве и помещении, то одно уже это настраивает его на подозрения в сторону тех людей, кто его здесь встретил, а вначале значит так неудобно его поместил на шпагат.