Андрей Бонцевич - Кома

– Я вот тоже не помню. В смысле, про тебя. Про себя кое-что помню.

– Расскажи, пожалуйста.

– Не-а. Давай не сейчас. Мне неуютно здесь, нет настроения рассказывать.

– Ладно, – улыбнулся Мартин. – Пошли искать красоту.

Дорожки, вымощенные цветными камнями и фигурными плитками, расходились, сливались, изгибались и прятались в глубокой тьме. Деревья, опутанные лианами, опускали ветки до самой земли, и из-под тяжелых листьев проглядывали фиолетовые и багровые цветы. Казалось, будто это огромные капли крови, растекшиеся по траве и мхам. Тёплый воздух, пропитанный запахами увядших яблок и грибов, проглатывал звуки, словно в маленькой комнате, обитой войлоком.

Сквозь густые кроны тонкими мазками проглядывало не по-вечернему яркое весёлое небо, но на дорожках лежала густая, как будто влажная, тень. Сбегая в стороны, она крепла, набирала силу, и топила под собой и печальные цветы, и тонкие сосенки, и умирающие от бесконечных лет яблони.

– Смотри, ограда, – шепнула Алина, показывая рукой в сине-зелёную мглу.

Там, среди запутавшихся стволов и увядающих лиан, впивались в землю железные стрелы изгороди, покрытые голубой эмалью.

– Как на кладбище, – поёжившись, сказал Мартин.

– Вот где хочешь, там и ищи красоту, – пробурчала Заморючка. – Ты что, пойдёшь туда?

Мартин отпустил её руку и шагнул в сырую глубь сада. Несколько шагов сквозь скомканные заросли оказались испытанием, в конце которого вместо победы поджидало разочарование. Внутри оградки не было ничего, кроме засохшего и почерневшего куста роз. Лепестки, похожие на сгоревшую бумагу, лежали на жёлто-зелёной траве, словно упали только вчера. Мартин дотронулся до куста, и несколько листьев, плавно крутясь, опустились на землю и застыли. Как осколки старинной чашки. Как ноты давно забытой мелодии.

– Что там? – донёсся, словно издалека, голос Заморючки.

– Мёртвая роза! Не знаю, считать ее красотой или нет, но выглядит прикольно.

– Давай назад, а? Мне тут страшно вообще-то.

Обратный путь оставил на джинсах десяток репьёв и целые полотна паутины. Мартин наскоро отряхнулся и взял Алину под руку.

– Вот интересно, – сказал он. – Это могила для розы, или она – памятник, когда-то бывший живым?

– Даже думать не хочу. А представь, там, под этой розой, лежит мертвец? Фу, бррр.

– Даже если и, – пожал плечами Мартин. – Он же не погонится за нами. Знаешь, я никогда не мог понять эстетику тлена. Для меня это всегда было что-то трагическое, печальное, давящее на разум. И только сейчас я впервые увидел, что в угасании есть смысл и какая-то странная притягательность.

– Вот уж не знаю, – покачала головой Заморючка. – Может, ты и прав, но пока я в этом саду вижу только смерть и страх.

Мартин вздохнул и пригласил идти дальше.

Дорожки, петляя и меняясь, вели в сырую зелёную тишину, в которой тонули и гасли ласковые лучи клонящегося к закату солнца. Его уже совсем не было видно, только редкие розово-голубые пятна наверху говорили, что ночь пока не торопится, но уже и не спит.

Мартин вертел головой по сторонам, стараясь уловить еще хоть что-то, не похожее на ветки и лианы, но старинный сад ничем не хотел помогать.

Тропинкам и аллеям, казалось, не будет конца. От монотонных шагов и унылых одинаковых пейзажей начало клонить в сон. Одно и то же, одно и то же. И только слабые разноцветные вспышки света, едва видимые сквозь сплетения ветвей, хоть как-то оживляли безжизненный пейзаж.

– Сколько мы уже бродим? – усталым шёпотом спросила Алина.

– Не знаю, – покачал головой Мартин. – Долго. Час, не меньше.

– И ещё. Ты помнишь, как идти обратно?

Мартин остановился. Холодный вихрь ворвался в голову, смял и разбросал мысли, ледяным дождем обрушился на сердце.

– Нет.

Огромный сад. Нет. Огромный, огромный, огромный тёмный лес с умирающими деревьями и сырым, похожим на плесень, мхом. Он проглотил их, как кит глотает мелких рыбешек. Вот, что значили слова хозяйки цыплят и роз! Никто не в силах выбраться отсюда. Это не сад, это смертельный лабиринт, ловушка, в которую две прекрасные ведьмы заманивают доверчивых дурачков.

– Что же нам делать? – выдохнула Заморючка.

– Попытаться найтись. Плохо, что здесь нет ориентиров, и солнце вот-вот скроется.

– А ты помнишь, с какой стороны оно было, когда мы заходили?

– Вроде сверху и справа. Но это бесполезно, потому что через эти джунгли фиг что увидишь. Я, например, вообще солнца не наблюдаю.