Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Робот-первопроходец… – задумчиво сказал Корнелий. – То есть эта машина… этот Кащей Бессмертный…

– Гипостазис личности Червоточина, комиссар по братству, – сказала Ариадна. – И бессмысленно апеллировать к его совести, благоразумию, чему угодно, что есть человеческое, слишком человеческое. Если нет гипостазиса братства, никакого братства для Червоточина не существует.

Корнелий хотел спросить еще, но Ариадна встала:

– Он приглашает вас на совместный завтрак. Кажется, соскучился по беседам с вами.

– И поэтому прислал вас? – уточнил Корнелий. – Не своего железного гипостазиса, отлавливающего несчастных юношей и девушек для очередного жертвоприношения на алтарь науки? Как любезно со стороны Минотавра. А если я не пойду? Особенно после того, что вы рассказали… Во-первых, я не ем человечины, а на иное жаркое за столом Астерия нечего и надеяться. Во-вторых, я совершенно непригоден для его экспериментов, ибо ничего не понимаю в физике сингулярностей и червоточин. В-третьих… в-третьих, я вообще малосъедобен – худ, жилист и желчен.

– Умоляю, Корнелий, не изгаляйтесь. Мне, право, не до этого… Поговорите с ним! Кажется, вы единственный, с кем он говорит серьезно.

…Нить прислуживала Червоточину, а робот возвышался за спиной хозяина огромным металлическим стражем, расставив одну пару рук, будто огораживал его, вторую пару скрестив на груди, а третью держа на бедрах, где болтались атомные резаки. Когда они вошли в кают-компанию, то Корнелию вновь почудилось, будто у Червоточина отсутствует голова, а вместо нее клубится черное облако, но морок немедленно рассеялся – лицо как лицо, столь же хмурое и с презрительно выпяченной нижней губой. Разве что под глазами залегли еще более темные тени.

Это никак не вязалось с тем, что на его коленях восседал уже знакомый Корнелию Телониус и возился со все той же настольной игрой, только в ней, как он заметил, кроме фигурок первопроходцев возникли желтые кубики с дырчатыми гранями, а также красные колечки и похожие на кукол-неваляшек светящиеся фигурки. Из кубиков еле заметно курился черный дымок, словно внутри горело. Ребенок сосредоточенно двигал все это по разложенному на столе полю. Если Червоточин пытался что-то подсказать или переместить фигурку, Телониус отталкивал его руку, тряс крупной головой, кусал губы.

Больше никого в кают-компании не было. Даже Пасифии. Столики выстроены в один ряд, на одном конце восседал хозяин пиршества, а на другом сиротливо приткнулись два обычных седалища – для Корнелия и Ариадны.

Червоточин распростер в стороны руки, на манер древнего патриарха благословляя трапезу, и провозгласил:

– Мира и хлеба вам, добрые люди!

– Благодарю, – слегка поклонился комиссар, решив подыгрывать безумцу и не навлечь раньше времени гнев и кары. Наверняка атомные резаки болтались на бедрах робота не ради украшения. – Надеюсь, мы не припозднились, ибо вижу – остальные еще не явились на званый пир.

– О ком вы толкуете, комиссар? – нахмурился ученый, воздух вокруг его головы задрожал, и Корнелию показалось будто лицо исказилось, превратившись в жуткую бычью личину с выпученными и налитыми кровью глазами. Такое он видел лишь однажды, когда во время аварийной разгерметизации внутреннее давление раздуло череп несчастного, не успевшего захлопнуть гермошлем. – Мы проживаем на Амальтее тесным семейным кружком. Благодаря тем безумным слухам, что распускают обо мне всяческие бездари от физики сингулярности, иметь со мной дело – навсегда испортить научную репутацию. Кстати, прошу познакомиться с Телониусом… – Червоточин приобнял ребенка за плечи. – Весьма одаренный мальчуган. Я наградил его игрой, в нее играют все примары Венеры. Это отдаленная родственница шахмат, но с более сложными правилами и стратегическими композициями. Мальчуган быстро ее освоил и даже свел некоторые партии почти к ничьей…

Червоточин сделал вид, будто говорит так, чтобы мальчуган его не услышал – наклонившись в сторону Корнелия и приставив ко рту руку, с преувеличенным шепотом:

– А знаете главную тайну этой игры? Знаете?

Корнелий пожал плечами:

– Нет. Откуда? Я же не примар.

– Ее главная тайна в том, что в ней невозможно победить. – Червоточин откинулся на спинку седалища и засмеялся. – Представляете, комиссар? Единственная игра, придуманная человеком таким образом, что в ней нельзя выиграть! Но… Телониус упорен и продолжает играть. – Ученый погладил мальчишку по курчавой голове.