Ульяна Бисерова - Под кожей — только я

Заключенных выстроили в шеренгу. Надзиратели прохаживались вдоль строя, лениво поигрывали дубинками с рожками электрошокера на конце. Их глаза были скрыты за темными очками с зеркальными стеклами, и Тео сложно было избавиться от ощущения, что буравящий взгляд нацелен исключительно на него и сканирует каждое его движение.

— Вам не посчастливилось оказаться в лагере «Примирение». Сейчас я перечислю несколько простых правил. Но главное, что вам следует уяснить прямо сейчас: мне очень, очень не нравится, когда босс недоволен. Поэтому сразу предупреждаю: ведите себя так, чтобы у него не возникло даже малейшего, ничтожного повода для недовольства. Иначе я превращу последние дни вашей жалкой жизни в ад.

Заключенные, ссутулившись, исподлобья бросали взгляды на надзирателей и ряды камер за их спинами.

— Итак, правила. Первое: в камере соблюдать тишину и порядок. Второе: четко выполнять приказы, не трепать языком и не зыркать по сторонам. Третье: есть и справлять нужду только в строго отведенное время, по команде, вместе с остальными заключенными. Четвертое: прямо сейчас выучите свой уродский номер, чтобы четко и внятно прокричать его на перекличке. Пятое: обращаться к охранникам «господин надзиратель» — и рекомендую хорошенько подумать прежде, чем раскрыть рот и вякнуть что-то. Вопросы?

— Господин надзиратель, видимо, произошла какая-то нелепая ошибка. Я — гражданин Ганзейского союза, обычный турист и не совершал никакого преступления, — голос Тео срывался, словно он пытался выкрикивать слова против сильного ветра. — На каком основании я задержан?

По шеренге прокатился неясный гул. Один из охранников подошел и, одним ударом под дых сбив его с ног, пинками заставил подняться.

— Еще вопросы?.. Нет? Ну, и отлично. А теперь перекличка.

Тео и еще двух заключенных по лабиринту лестниц и коридоров привели к отсеку, на стене которого был нарисован иероглиф, обозначающий цифру четыре. «Это плохой знак», — машинально отметил он и тут же, усмехнувшись, мысленно одернул себя. — Опомнись, наконец. Здесь все — плохой знак».

«Единственная здравая мысль за последнюю неделю», — прошипел Аскар.

Впервые, услышав чужой сердитый голос в собственной голове, Тео просиял.

«Я боялся, ты никогда больше не появишься. Думал, ты страшно злишься».

«С чего бы мне злиться?.. Ты всего лишь наплевал на мои советы, непонятно зачем торчал в забытой богом дыре, ковыряясь в огороде местной знахарки и слушая ее побасенки, а потом очертя голову бросился геройствовать».

«Ну перестань, Аскар. Нельзя было иначе. Они бы выжгли там все. И всех».

«И ты принес себя в жертву, да? Как благородно! Думаешь, хоть кто-то вспомнит о тебе добрым словом?».

«Это неважно».

«А вот тут ты прав: это уже совершенно не важно».

«Скажи лучше, ты уже бывал здесь?».

«Не здесь, но в похожем месте».

«Это тюрьма?».

«Нет. Это лагерь перевоспитания. Здесь не отбывают срок за преступления, а становятся добропорядочными гражданами. Так что старайся лишний раз не нарываться на неприятности. А в идеале — вообще никак не выделяться из толпы».

«Хорошая шутка. Как отсюда выбраться?».

«Решение об освобождении выносит искусственный интеллект, анализируя записи с камер, отчеты охранников и экзаменационные баллы. Кто-то проходит успешную аттестацию за пару недель, кто-то — задерживается на месяцы, кто-то — пропадает навсегда. На твоем месте я бы поразмыслил о том, как прорваться к начальнику тюрьмы, чтобы объяснить, что ты — важная шишка и клан Ли щедро заплатит за любую информацию о том, где ты находишься».

В залитой слепящим белым светом камере на узких нарах, подвешенных к стенам, сидели заключенные. Они смотрели прямо перед собой, но взгляд их был обращен внутрь. Они не подняли глаза, когда в камеру ввели новых заключенных — сидели, неестественно ровно держа спину и опустив ладони на колени, безучастные, словно восковые статуи.

Охранник слегка толкнул Тео между лопаток. Сидящие на скамье молча отодвинулись, освобождая место. Охранник обвел камеру прищуренным равнодушным взглядом.

— Не разговаривать. Не смотреть по сторонам. Не шевелиться. Не спать.

Дверь захлопнулась, тихо пиликнул магнитный замок. Тео услышал удаляющиеся шаги. Камера погрузилась в душную, вязкую тишину. Страх неизвестности загустевал в неумолимую реальность. Время споткнулось и остановилось. Часы, минуты и секунды перестали что-либо значить. Заключенным раздали по комку слипшегося риса и горстке вялой квашеной капусты. Тео почувствовал во рту сильный лекарственный привкус, но был слишком голоден, чтобы привередничать.