Ульяна Бисерова - Под кожей — только я

Старик с усилием вытягивал слова из тины давнишнего, застоявшегося ужаса. Бердикул качал головой, по-беличьи прицокивая языком.

— Воротился, сказал старухе, что сын стал зажиточным, в мастерской полно народу — нет времени на всякие глупости.

Старик закашлялся и вытер слезящиеся от дыма глаза. Бердикул молчал, глядя в тлеющий костерок, его глаза с лукавым прищуром совсем скрылись в глубоких складках. Это молчание продолжало договаривать то, что прозвучало между слов, что было так хорошо знакомо и близко им обоим.

Старик и облезлый пес, притулившийся у его ног, одновременно подняли головы, прислушиваясь к дальнему ровному гудению мотора.

Вскоре во двор въехал небольшой автомобиль с округлыми формами, из которого резко выскочил столь же невысокий, округлый и веселый молодой человек.

— Дед Вон! Помоги разгрузить багаж, — крикнул он старику, направляясь к дому. Интонирование выдавало в нем уроженца южных провинций.

Старик, кряхтя, поднялся и поплелся выполнять поручение.

«Так это фаньчжю? — размышлял Тео, привстав на локте, чтобы рассмотреть прибывшего. — Почему он назвал старика ханьским именем?»

«В этих краях традиционные имена под запретом. Как и бороды», — сказал Аскар, молчавший почти сутки.

«Что вообще за история с фаньчжю?»

«Ты же сам слышал: сын этого старика, скорее всего, попал в лагерь для неблагонадежных. На перевоспитание».

«Что еще за лагерь?»

«Дивное местечко. Нечто среднее между интернатом для слабоумных и концлагерем».

«За что? Он что, тоже террорист, как ты?»

«Не думаю. Скорее всего, кто-то из лавочников по соседству позавидовал и накропал донос. Или он сам сболтнул лишнего в неподходящем месте. Теперь уже не имеет значения. Они проследили ближний круг и прислали в дом к родителям наблюдателя».

«Кто — они?»

«Просто — они».

«Так он что, фаньчжю — кто-то вроде шпиона?»

«Не совсем. Большинство фаньчжю мечтает сделать карьеру госслужащего. Отличники в учебе, идеологически подкованные, в свободное время они занимаются волонтерством, не боясь самой грязной работы. Ирония в том, что они даже не представляют, сколько тягот и волнений доставляет их пребывание хозяевам дома. Они всерьез полагают, что выполняют гражданский долг, сея семена просвещения среди темных и отсталых жителей дальних селений, погрязших в суевериях. Частота визитов фаньчжю зависит от степени благонадежности семьи и открытости принятому в Чжунго образу жизни. Неотлучно наблюдая чужую жизнь, фаньчжю подмечают все и ежедневно заполняют подробные отчеты. Отказалась ли хозяйка приготовить шмат парной свинины, привезенной к ужину? Разговаривают ли в семье друг с другом на родном языке или на мандарине? Молятся ли? Держат ли пост? Пьют ли алкоголь? Поскольку за радушными улыбками может прятаться хитрость, специальное приложение подсказывает фаньчжю приемы, которые помогут выяснить правду: „Предложите хозяину дома после жаркого дня банку охлажденного пива. Поздоровайтесь за руку с незамужней девушкой, отметьте, вздрогнула ли она, как отреагировали на рукопожатие ее отец и братья?“ Чтобы узнать правду, приложение советует проверяющим втереться в доверие к маленьким детям и задавать им наводящие вопросы».

«Вряд ли этот добродушный толстяк способен отправить кого-то за решетку».

«Скорее всего, он, как и многие другие, понятия не имеет о том, что представляют собой лагеря перевоспитания. И думает, что это вроде школы, где отсталых деревенщин обучают навыкам современной жизни. Или что-то вроде рехаба, где избавляются от религиозной зависимости и суеверий».

«Мне кажется, ты преувеличиваешь. Кому какое дело до того, какому богу молятся выжившие из ума старики, добывающие соль из мертвого озера? Это все какая-то несусветная дичь. Такого просто не бывает, чтобы человека подвергли репрессиям только за то, что он носит бороду. Да и как уследить за всеми бородачами? Это же просто нелепица. Все равно что пытаться пересчитать и упорядочить молекулы в чашке воды».

Тео проснулся чуть свет от протяжного настойчивого блеяния козы и звяканья жестяной посуды во дворе. Бердикул был уже на ногах и тихо переговаривался с хозяином, который снаряжал соляную тачку. Тео, позевывая от утренней прохлады, забрался в кабину, и фургон, вздрогнув, мерно затарахтел. За ветровым стеклом висела мутная пелена, в которой растворялись и глухие глинобитные заборы поселка, и вытянувшиеся, как свечи, тополя вдоль обочины дороги, и пустые поля, утыканные сухими стеблями неубранной прошлогодней травы, расстилавшиеся до темных гор.