Семен понял, что это конец. Он очутился в ловушке, без каких-либо шансов на бегство или возможности победить врага. Разум подсказывал ему съежиться где-нибудь в уголке, изображая из себя мертвеца, и переждать опасность, только все это было вопреки его характеру. Тогда он присел за лестницей, с трудом сдерживая кашель. Долго ждать не пришлось. Уже вскоре коты побежали наверх, двое с оружием, а один, идущий сзади не столь быстро, выглядел невооруженным.
Поручик сжал в руках пистолеты, после чего пошел в наступление. Он знал, что панцири защитят бестий от пуль, так что стрелять можно было в незащищенные части тел. Гусар сделал пару шагов и приставил стволы к кошачьим головам. Потянул за оба спусковых крючка вместе. Оружие загрохотало, выбрасывая две раскаленные свинцовые пули. Оба чудища полетели вперед, с дырами в разбитых затылках. Гусар развернулся, метнул пистолеты в третьего противника и тут же извлек саблю. Рубанул, как только мог быстрее, превращая клинок в стальную молнию. Металл зазвенел на панцире кота, бестия взбешенно зашипела и обнажила игольчатые клыки.
Семен знал, что противник через мгновение прыгнет на него – кот уже выпустил длинные, блестящие металлические когти и собрался атаковать. Гусар сам продолжил наступление, рубанув изо всех сил из-за головы, целясь в морду врага. Чудище заслонилось лапой, и сабля рассекла ее кожу и мышцы, громко заскрежетав по кости предплечья. Чужой фыркнул и прыгнул на человека, брызгая кровью из глубокой раны. Он рухнул всем телом, с разгона на Семена, чтобы ударить в грудь своим активным панцирем. Блонский полетел назад, чловно небрежно брошенная игрушка, с грохотом ударился о стену, бессильно свалившись под ноги бестии.
ª ª ª
Демиург охватил лапой обильно кровоточащую рану. Что за фатальная случайность – этот человек чуть не зарубил его куском заостренной стали. Командующий десятков баталий и сотен битв пал бы в клубах дыма, рассеченный неразумным дикарем. А кроме боли он испытывал жгучий стыд и смущение. Подобные вещи случались редко, но в любой операции имелась вероятность ранений или даже смерти. И что с того, что этот мир находился в дотехнологической эпохе? Как видно, даже простейшее оружие способно нанести вред.
Он глянул на лежащего оборванца в лохмотьях. Тот выглядел никак не примечательно, не грозно, в особенности, если сравнить с мускулистыми телами двух гвардейцев, которых он так умело подстрелил из примитивного оружия. Даже жаль, что не было времени использовать личность этого воина, чтобы объединить ее с каким-то сознанием из базы Мультиличности. Демиург был способен оценить военное искусство и мужество, даже у презренного противника.
Демиург подошел к двум соседствующим дверям. Итак, за ними находилось его второе "я". Тот самый неудачный разум, объединенный с человеческим стратегом, взбунтовавшийся и проклятый Мультиличностью. При известии, что был выявлен его личностный след, оставленный в инфополе, нашлось много желающих отправиться на охоту. Все офицеры заявили о желании принять участие в поимке и жестоком уничтожении взбунтовавшегося демиурга, называемого Талазом Тайяром. Проблема будила беспокойство, но она же пробуждала в демиурге нечто вроде гордости. Раз он был способен пробуждать уж прямо такую нелюбовь и зависть, а к тому же так долго водил за нос всю армию Мультиличности, он и вправду был силен!
Вот только как он позволил пленить себя людям? Причем, в этой холодной, неприятной пустоши, в каменной башне? Почему он не подчинил их своей воле, располагая столь обширными знаниями и опытом? Демиург должен был проверить все это лично и собственноручно уничтожить свое непокорное "я". Таким образом он не даст ему излишне страдать, не допустит, чтобы бестии, которыми командовал, из чистого злорадства издевались над своим недавним командиром.
Активный панцирь пульсировал, обеспокоенный состоянием своего носителя. Он чувствовал убыток крови и все большую слабость демиурга, но он не был снабжен орудиями, которыми мог бы противодействовать угрозе жизни хозяина. Панцирь даже не был снабжен базовыми приборами для инъекций, с наборами стимуляторов и противоболевых средств. Так что демиург чувствовал лишь тепло, исходящее от движущегося панциря, но не мог рассчитывать на то, что тот облегчит его страдания.
Следовало признать Талазу, что, хотя он и очутился в паршивой ситуации, делал все, что мог. Эта вот дымовая завеса и столкновение храбреца с воинами вторжения было, правда, отчаянной попыткой приостановить неизбежное, но – на самом деле – нежданной и блестящей. Совсем немного, и ему удалось бы убить свое второе, лучшее "я". Кто знает, какие неожиданности он приготовил в камере. Так что нужно держать ушки на макушке.
Читать дальше