Так если мы можем быть еще ближе, почему не должны?
Стекла куба изнутри оказались такими же прозрачными, как снаружи. Но Рейн смотрел не на сотни глаз — людских и автомобильных, — только на Лилли. На фантастически красивую Лилли в голубом комбинезоне, секрет которого заставлял горячие токи разливаться по телу, пульсировать в тон тягучей напряженной музыке.
Их взяли в проект. Сразу и легко. Куда легче принятия решения. Но Рейн до сих пор не знал, получится ли у них.
Они с Лилли двигались пока еще невинно, касаясь друг друга лишь взглядами, запахами. Идеальная синхронность, которой Рейн завидовал у других пар в кубах, давалась так просто. Их тела звучали в унисон, будто были связаны миллионом невидимых нитей: поднимется рука одного — мгновенно отзовется у другого.
Темп музыки нарастал, сокращая расстояние между ними. И уже невозможно было не видеть жадные взгляды со всех сторон, как невозможно было не чувствовать дыхание Лилли на своей шее. Она подняла к нему лицо. Блестящие глаза, губы, которые он поцелует…
Сколько раз Рейн ее обнимал? Сколько себя помнил. Но сейчас — словно впервые. Голубая ткань под его пальцами растаяла, теплая нежная кожа ожгла пальцы. Губы, связанные теми же невидимыми нитями, притянулись безошибочно точно. И все сомнения растворились.
Лилли…
Ладони Рейна медленно скользнули по плечам, по талии, бедрам, прочерчивая широкие полосы на комбинезоне Лилли. Она льнула к нему, ласково, доверчиво, охотно. Оставляла теплые следы от прикосновений тела к телу.
Они упали на колени, не разрывая объятий, поцелуя. Руки, послушные только желанию и музыке, гладили и ласкали. Без стыда и удивления, будто так правильно, будто так должно было быть всегда.
Всегда, вместе. Больше, чем просто рядом.
Их окружало сияние, и все, конечно, смотрели. Впивались глазами в каждое запретное прикосновение, в дразняще проступающую плоть… Но ничего-то они не видели. Того, что происходило внутри куба на самом деле, нельзя было увидеть, услышать, осязать. Это было только между двумя — ним и Лилли. Соединение чего-то огромного, по ошибке разделенного надвое. И теперь, теперь…
Рейн не боялся. Тесный куб, площадь, люди на ней — всё схлопнулось, ничтожное. Перед ним открылась вселенная. Бесконечная, совершенная, настоящая… Если только Лилли шагнет вместе с ним. И в этот момент она шепнула прямо ему в ухо:
— Вот теперь все правильно.
Рейн прижал ее к себе так сильно, будто хотел стереть последнюю возможную границу между ними. Границу тел.
Они становились чем-то большим, невозможно близким. Единым.
Навсегда, Рейн.
Навсегда, Лилли.
Сталь, обернутая в шелк (Денис Скорбилин, Татьяна Аксёнова)
— Добрый вечер, мсье. Что привело вас в мой скромный салон?
Она не поднялась. Дала знак служанке, которая приняла у Пьера пальто, а сама еще больше откинулась на спинку кресла. Поднесла к губам чашку, позволив пару окутать лицо вуалью. Отточенный жест. Показной, притворный. Как всё здесь — от роскошных викторианских кресел до газовых светильников, погружающих комнату в зыбкий полумрак. Театр. Или бордель — Пьер никак не мог подобрать сравнения. Впрочем, какая разница? Не то место, вот что важно. Не тот человек.
Всё не то.
Она была молодая — что плохо. Красивая — еще хуже. Впрочем, глупости! Пьеру ведь никогда не нравились вульгарные крупные губы и крючковатые французские носы, тонкие и острые, как шипы. У его Ольги светлое нежное лицо, тихий голос, почти бесцветные волосы. Он и представить себе не мог сочетания привлекательнее. А эта… смотрела с нагловатой улыбкой, сжимая кончиками пальцев свою чашечку, и ждала ответа. Ленивая, будто кошка. Расслабленная. Явно чувствующая себя в этом театре — или борделе — как дома.
Ведьма.
Пьер выругался про себя. Плюхнулся в кресло напротив, такое же бессмысленно роскошное. Потертый саквояж поставил у ног. Взгляд ведьмы зацепился за него — куда более внимательный, чем адресованный самому Пьеру.
— Мсье?
— Вы гадалка? Вы и скажите, зачем я приперся.
Получилось грубее, чем он думал. Даже тон — не говоря о выборе слов. Она поставила чашку на столик, выпрямилась. Посмотрела поверх него так, что Пьеру захотелось поправить волосы на макушке.
— Я не гадалка. — Она говорила медленно, до металлического звона растягивая гласные. — Не читаю по руке, не раскладываю пасьянсов. Вы за этим пришли? Тогда у меня нет того, что вам нужно, жандарм.
Читать дальше