Максим Черепанов - Мю Цефея. Только для взрослых

Рейн и Лилли выглянули из дверей. С тех пор как они стали жить вдвоем, Мэй перестала без спросу вваливаться к ним в комнату.

— Смотрите, смотрите, — голосом бывалого шпрехшталмейстера объявила она, — во всех кубах города! Сестры Чэнь, та-дам!

— Что, серьезно?

— Еще как! Не зря мы долбаных три месяца топтали пол «Часа близнецов». Наверное, мы их просто задолбали.

Мэй расхохоталась. Рейн почему-то думал, что тем, кто не попал на прослушивание в первую пару недель, уже ничего не светит. Свои умозаключения он, конечно, дальше головы не выпускал, чтобы не огорчать девчонок, а вот как оно вышло… И радостно за них, и совсем каплю завидно. По тону, которым близняшек поздравляла Лилли, Рейн понял, что и она чувствует то же самое. Наверное, даже сильней, ведь ее мечта сбылась у кого-то другого.

— Мы угощаем, котятки! — безмятежно щебетала Мэй, и Рейн постарался оставить в себе одну лишь радость. Девочки заслужили.

Да и какой был смысл в зависти? Ладно бы они с Лилли тоже пытались, а вышло только у Мэй с Джун — тогда другое дело.

Они выпили. Потом еще немного и еще… Смеялись и радовались совсем искренне.

«Не бойтесь, котятки, мы не съедем, пока вы не подыщете хороших соседей», «Да, контракт уже подписали», «Кому ириску?», «И не надейтесь, что мы загордимся и забудем вас!..»

Близняшки отправились куда-то продолжать праздник, и Рейн с Лилли остались вдвоем. Они сидели друг напротив друга и обнаружили, что, не моргая, смотрят глаза в глаза и никак не могут разорвать намертво перепутавшиеся взгляды. Лилли вдруг рассмеялась.

— Что? — Рейн тронул ее пальцы, и сестра тепло сжала их.

— Я вдруг подумала, что мы слишком много думаем друг за друга.

— Разве это смешно?

— О, еще как, Рейн! То есть не так смешно, чтобы хохотать над этим, но я немного или много пьяная, так что да — смешно. Нет, смотри сам, я так много думала за тебя, что уехала одна, не позвав с собой по-настоящему. Я же «знала», что тебе хорошо дома. Потом писала все эти дурацкие письма, решив, что правда о моем унижении сделает тебе слишком больно…

— Наверное… Но ты ведь не только себя имела в виду? В чем за тебя думал я?

— Не только. — Напускная веселость сестры улетучилась. — Вместо того чтобы сказать, что я дура, и забрать меня наконец домой, ты подумал, что мечта еще слишком много для меня значит. И вот мы здесь. И вот мы оба несчастны. У твоих подружек все будто бы проще.

— Потому что Мэй слишком много болтает, — усмехнулся Рейн, и сестра сразу же вновь повеселела.

— Именно! И кричит она наверняка очень громко.

Да уж, Рэйн-то это знал совершенно точно. Лилли захихикала, точно школьница, застукавшая в туалете целующихся одноклассников, и он невольно вспомнил те ночи, когда всеми силами старался не думать о близости сестры. Она, будто бы и вовсе не замечая его внезапного смущения, невинно продолжала:

— Нет, Мэй и правда болтушка. Я сначала даже думала, что Джун немая.

Они оба засмеялись. Руки сами протянулись друг к другу через узкий кухонный стол, переплелись пальцами.

— Это ведь еще не все, о чем мы подумали друг за друга, верно, Лилли? «Час близнецов», так? — Рейн внимательно посмотрел на сестру и понял, что не ошибся. Не зря же она вспомнила Мэй и Джун. — Я был уверен, что для тебя это неприемлемо.

— А я, — отозвалась сестра, — что — для тебя.

Они помолчали, едва глядя друг на друга. Рейн не сомневался, что сестра любит его всем сердцем, и тем более знал, что она для него — всё и немного больше. Но сейчас они говорили о границах дальше любви. О чем-то из параллельной реальности. И в то же время таком простом и естественном.

— Думаешь, мы могли бы?

— Не знаю. — Лилли отвела глаза, но потом снова посмотрела на него прямо и смело. — Но я думаю, мы должны говорить. Обо всем и всегда. И только честно. Мне хочется кое-что исправить, и я, пожалуй, начну прямо сейчас…

Милый Рейн! Я попала в отвратительное место. Оно не было бы таким отвратительным, не будь я самонадеянной дурой и уговори тебя поехать вместе. Но раз уж я дура, то стараюсь справляться. Наверное, у меня не слишком хорошо получается, но домой не вернусь, потому что я не только дура, но к тому же гордячка.

А еще я завидую твоему жизнелюбию. Сначала я была уверена, что ты просто нашел свое — танцы, преподавание… Но, кажется, ты по-настоящему умеешь ценить жизнь здесь и сейчас.

Теперь, когда мы вместе, а мечта все еще далеко, я думаю: а могли бы мы? Да, тот самый вопрос, который ты только что задал мне. А я знаю только одно: я очень тебя люблю, и нет ничего, что не приму в тебе.