Ори шел за ним, не прибегая к магии Торо, и все же они оба каким-то образом попадали с территории Коллектива в парламентские районы, и наоборот. В ярком холодном свете иликтробарометрических труб Джейкобс по-стариковски шаркал мимо объятых темнотой домов — кирпичных, деревянных, бетонных, — а за ним неприкаянным странником шел Ори.
Иногда Джейкобс пускался в путь где-нибудь в Пряной долине, на краю территории Коллектива, проходил мимо ночной стражи, волоча ноги, и сворачивал в аллею, обсаженную мимозами. Он мог пройти по закопченному переулку где-нибудь на задворках, в тени деревьев и церквей, а потом повернуть и выйти вместе со своим преследователем, скажем, в Пинкоде. Две минуты ходьбы и четыре мили от исходной точки.
Ори ходил за Джейкобсом, а тот забавлялся с городской географией, легко перемещаясь между несопредельными районами. Позже Ори в одиночку пытался повторить его маршрут и, разумеется, не смог.
С Мушиной стороны на Ручейную, с Салакусских полей на Курган Святого Джаббера, — Спиральный Джейкобс вертел городом, как хотел. Он спокойно приближал один район к другому, растягивая какую-нибудь очень кстати опустевшую улицу так, что она приводила его к нужному месту. Он входил в Коллектив и покидал его, не встречая ни баррикад, ни милиции, а Ори шел за ним, твердя свои вопросы, и иногда от злости стрелял в старика или пытался ударить его ножом, но каждый раз промахивался.
" Я в беде ". Ори знал это. " Я попался ". С ним что-то происходило: мысли крутятся вокруг одного и того же, расстройство, полное отчаяние. В вихре переворота, восстания, именуемого переделкой города, он, вместо того чтобы наслаждаться каждым мгновением, занемог, плакал и все дни проводил в постели. " Со мной что-то не так ".
Сил ему хватало только на то, чтобы ходить за Джейкобсом по его странным маршрутам да сидеть и лить слезы. Все время перемен, когда дни всеобщего возбуждения, строительства, споров и уличных митингов сменялись днями обид и потерь и наконец обернулись вооруженным противостоянием, ужасом и предчувствием конца, Ори нес свой тяжкий груз.
Коллективисты готовились к финалу, к последней битве, которая, они знали, не заставит себя долго ждать. Ори лежал и смотрел в окно на улицы, где царило насилие, и наблюдал сначала восход Коллектива, а потом его закат. Он видел, что милиция наступает. Каждую ночь Коллектив терял еще одну баррикаду. Милиция захватила печи для обжига на улице Свинарей, конюшни на проспекте Подсолнечника, пассаж в Сантере. Территория Коллектива съеживалась. Ори, он же Торо, лежал в одиночестве.
"Надо кому-нибудь рассказать, — думал он. — Спиральный Джейкобс — это беда. Он причина чего-то". Но Ори так ничего и не сделал.
Может ли такое быть: город полон тех, кого отверг Джейкобс? Растерянных людей, которые едва успели понять, что выполняют чье-то задание и в чем оно состоит, как все уже кончилось. А вот он преуспел, и еще неизвестно, к добру это или к худу.
— Тише, тише, — сказал ему Спиральный Джейкобс, когда они прогуливались как-то ночью.
Настенные рисунки старика становились все сложнее и таинственнее. Теперь Ори не плакал, но, как потерянный, плелся за ним и приставал с вопросами.
— Что ты заставил меня сделать, что ты делаешь сейчас, что ты тогда делал?
— Тише, тише. — Голос Джейкобса стал почти добрым. — Все почти готово. Нам нужно было что-нибудь, из-за чего поднимется шум. Теперь уже недолго осталось.
Ори вернулся домой и обнаружил, что его ждут: Мадлена ди Фаржа, сломленный, переделанный Курдин, которого он не видел несколько месяцев, и еще несколько незнакомых мужчин и женщин.
— Нам надо с тобой поговорить, — сказала Мадлена. — Нам нужна твоя помощь. Мы ищем твоего друга Джейкобса. Его надо остановить.
И тут Ори заплакал от радости, что кто-то, кроме него, знает, и теперь что-то можно будет предпринять, и ему не придется делать все в одиночку. Он так устал. При виде этих людей, таких суровых и непреклонных, уверенно сжимающих оружие, не паникующих, как почти все в последние дни, он почувствовал, как что-то внутри него шевельнулось и устремилось к ним.
На юге отряду спасателей досталось сложное задание на улицах, отделявших Пряную долину от Садов Собек-Круса. Парк считался свободной от огня зоной, населенной беглыми заключенными и ренегатами всех мастей, неподконтрольной ни Коллективу, ни парламенту. Коллективистам понадобились дрова: взяв топоры и пилы, они пошли валить деревья. Но им обошлись дорого и путь туда через обстреливаемые милицией улицы, и дорога назад, с поклажей. Нескольких подстрелили на краю парка: застигнутые врасплох люди падали на булыжную мостовую и оставались лежать в тени стен.
Читать дальше