В северной же Речной шкуре было совсем по-другому. Тише, мрачнее. Здесь находилась резервация кактусов. Как бы ни была велика Оранжерея, она не могла вместить всех городских кактов, даже тех, кто истово соблюдал традиции. Минимум две трети жили вне защитного купола. Ими были набиты трущобы Речной шкуры и отдельные кварталы в таких местах, как Сириак и Травяная отмена. Но центром «города в городе» была Речная шкура, и в этом районе кактусов было вровень с людьми. Это были пролетарии народа кактов, в Оранжерею они приходили за покупками и ради поклонения своим богам. Но жить им приходилось среди «язычников».
Не все мирились с таким положением вещей. Бывало, возмущенная молодежь клялась никогда не входить в предавшую ее Оранжерею, которую иронически называла по-старому «Яслями». Юные какты увлекались скарификацией и устраивали жестокие и бессмысленные, но увлекательные схватки уличных банд. Иногда терроризировали округу. Избивали и грабили соседей — людей и старших кактов.
А рядом, в Речной шкуре, кактусы жили скучно и спокойно. Работали, не прекословя и не проявляя энтузиазма, на своих нанимателей, людей и водяных. Не общались с рабочими, принадлежавшими к другим расам. Разве что отвечали на вопросы короткими ворчливыми фразами. О том, как их соплеменники ведут себя в стенах Оранжереи, никто не знал.
Оранжерея — это исполинский приплюснутый купол. Диаметр его в основании — больше четверти мили. Высота восемьдесят ярдов. Каркас сделан из чугуна. Это огромный мощный скелет, украшенный кое-где разнообразными завитушками. Он вырос над домами Речной шкуры, на вершине невысокого холма; Оранжерея видна издалека. Из оболочки торчат «руки», собранные из металлических ферм. Огромные, под стать Ребрам, они расположены двумя концентрическими кругами. Их предназначение — поддерживать купол, распределяя его вес по толстенным витым металлическим тросам.
Чем больше расстояние до Оранжереи, тем более она внушительна. С лесистого верха Плитнякового холма, что за двумя реками, железнодорожными путями, воздушными рельсами и четырьмя милями прихотливой городской застройки, фасеты купола кажутся осколками солнца. С ближних же улиц видны на нем трещины и многочисленные темные провалы, где выпали стекла. За три века своей истории купол ремонтировался лишь единожды.
Впрочем, судить о возрасте этого сооружения лучше всего стоя вблизи, у самого его основания. От металла длинными языками отслаивается краска, ржавчина покрыла каркас бесчисленными червоточинами. Примерно до пятнадцатифутовой высоты многие проемы забраны покоробленным крашеным железом. Чем выше расположено окно, тем меньше его площадь. На верхних ярусах стекла грязны и разномастны: зеленоватые, голубоватые, бежевые, какие удалось достать при починке. Листы армированные, каждый рассчитан на вес минимум двух взрослых кактов, и все же многие переплеты продавлены, пусты, а во многих других стекла — в паутине трещин.
Строители купола не слишком заботились о том, чтобы правильно вписать его в архитектурный ландшафт. Поэтому некоторые улицы уперлись в его металлическое основание. При расчистке места под фундамент сносилось три-четыре дома в ряду, а другие так и стояли, оказавшись под стеклянным колпаком.
Какты просто отрезали себе кусочек Нью-Кробюзона и заселили, а потом, за многие десятилетия, приспособили раньше принадлежавшие людям дома к своим нуждам, кое-что снесли, возведя на освободившихся местах новые, диковинные для человеческого глаза сооружения.
Строители купола предусмотрели только один вход, обращенный на юг, на площадь Ящура. Выход располагался четко напротив и смотрел на улицу Околомусорную, круто спускавшуюся к реке. По закону, принятому властями Оранжереи, пользоваться можно было только этими воротами. То есть кактусам, жившим вдалеке от них, не повезло. Например, достичь выхода можно было за две минуты, но длинный, извилистый путь домой занимал куда больше времени.
Каждый день в пять утра ворота отворялись настежь, в короткие крытые проходы, а в полночь запирались. Охраняла их немногочисленная стража, вооруженная громадными мясницкими ножами или мощными дискометами.
Подобно своим родичам, обладающим корнями, но не мозгами, нью-кробюзонские кактусы имели растительную кожу, толстую и щетинистую. Проколоть ее было несложно, но раны быстро заживали, хотя оставались уродливые рубцы. Многие кактусы были покрыты толстыми струпьями. Чтобы причинить серьезный вред такому существу, надо было нанести ему множество ран или задеть жизненно важные органы. Пули, стрелы и арбалетные болты были малоэффективны, потому-то солдаты-какты предпочитали дискометы.
Читать дальше