Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

— Я ухожу, Лаб, — сказал Айзек.

— И ты называешь это рабочим днем, Айзек? Сейчас только три.

— Старина, я за всю ночь глаз не сомкнул, — улыбнулся в ответ Айзек. — Если кто будет спрашивать, меня нет до завтра.

— Заметано, — отозвался Лубламай, махнув рукой и возвращаясь к своей работе. — Желаю хорошо провести время.

Айзек буркнул что-то на прощание.

Он остановился посреди Плицевой дороги и глубоко вздохнул, наслаждаясь свежим воздухом. На улочке было малолюдно, однако не совсем пустынно. Поздоровавшись с парой соседей, Айзек свернул за угол и не спеша пошел в сторону Малой петли. Денек был восхитительный, и Айзек решил пройтись до самых Салакусских полей.

Теплый воздух просачивался через двери, окна и трещины в складских стенах. Лубламай разок прервал работу, чтобы поплотнее запахнуться в свою куртку. Искренность играла с каким-то жуком. Чистильщик уже закончил уборку и теперь стоял в дальнем углу, тихо жужжа, причем одна из его глазных линз, казалось, была направлена на Лубламая.

Спустя некоторое время после ухода Айзека Лубламай поднялся и, высунувшись в открытое окно возле письменного стола, привязал к болту, торчавшему из кирпичной стены снаружи, красный шарф. Затем составил список необходимых покупок на случай, если заявится Чай-для-Двоих. И снова вернулся к делам.

К пяти вечера солнце все еще было высоко, но уже начало склоняться к земле. Дневной свет быстро мерк, сгущаясь до рыжевато-желтых оттенков.

Висящее в коконе существо почувствовало приближение вечера. Оно затрепетало и изогнуло свое почти оформившееся тело. Где-то в потаенных глубинах его организма, в жилах, началась завершающая стадия химических преобразований.

В половине седьмого работу Лубламая прервал глухой шлепок о стену за окном, и, высунувшись, он увидел, как внизу, в переулке, Чай-для-Двоих цепкой нижней лапой почесывает голову. Вирм поднял голову и издал приветственный крик.

— Старина Лублам! Пролетал тут поблизости, увидел твой красный тряпка…

— Добрый вечер, Чай-для-Двоих, — ответил Лубламай. — Не хочешь заскочить на минутку?

Он посторонился и впустил вирма в комнату. Неуклюже хлопая крыльями, Чай-для-Двоих шлепнулся на пол. Его красновато-коричневая кожа изящно переливалась в лучах заходящего солнца. Он обратил на Лубламая свое радостное уродливое лицо.

— Что надо делать, босс? — улыбаясь до ушей, проорал Чай-для-Двоих.

Но прежде чем Лубламай успел ответить, Чай-для-Двоих обернулся к тому углу, откуда за ним подозрительно наблюдала Искренность. Расправив крылья, он высунул язык и злобно вытаращился на нее. Она с отвращением отпрянула.

Чай-для-Двоих буйно загоготал и рыгнул.

Лубламай снисходительно улыбнулся. Чтобы не дать Чаю-для-Двоих еще больше отвлечься от предстоящей задачи, подтащил его к столу, на котором уже лежал приготовленный список покупок. Он вручил Чаю-для-Двоих большой кус шоколада — задаток.

Пока Лубламай с Чаем-для-Двоих препирались о том, сколько бакалейных товаров может унести по воздуху вирм, над их головами что-то зашевелилось.

В лаборатории Айзека, посреди сгущающегося мрака, висящий в клетке кокон вибрировал — и не от порыва ветра. Он крутанулся, потом нерешительно замер, слегка подрагивая. Внутри раздался звук разрывающихся тканей, слишком тихий, чтобы Лубламай и Чай-для-Двоих могли его услышать.

Наконец сквозь волокна кокона прорвался влажный коготь. Он медленно пополз вверх, раздирая прочный материал с легкостью заточенного кинжала. Из прорехи, словно невидимые внутренности, вырвалась хаотическая масса доселе невиданных чувств. Порывы разрозненных ощущений моментально раскатились по всей комнате, вызвав недовольное ворчание Искренности и заставив Лубламая и Чая-для-Двоих на миг беспокойно вскинуть головы.

Из темноты вынырнули суставчатые лапы, которые тут же вцепились в края прорехи. Они стали потихоньку раздвигать кокон, все шире раскрывая его и в конце концов разорвав на части. Из кокона с едва заметным шлепком выскользнуло, дрожа, мокрое и скользкое, как у новорожденного, тельце.

С минуту оно лежало, скрючившись, на деревянном полу, слабое и беспомощное, все в той же согбенной позе, в какой находилось внутри кокона. Мало-помалу оно стало разгибаться, наслаждаясь неожиданной свободой движения. Наткнувшись на проволочную дверцу, с легкостью оторвало ее и выбралось в более просторное помещение.

Оно начало осознавать самое себя. Начало познавать свои формы.