Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Хватит! Пожалуйста, хватит.

— Брось, это безвредно, обычный флюорофор для меток, ты знаешь, секвенировать ДНК, — отмахнулся Колокольцев. — А твой друг уже почти два часа под моим контролем, я нашел его внизу таким напуганным… Восприимчивый, да.

Макс опустил руку и снова уставился в стену. Лада выдохнула:

— Что? Что вы от меня хотите?

— Пожалуй, я начну издалека. Тем более, милая, тебе все равно захочется узнать.

Колокольцев пошарил у себя под рубашкой и снял с шеи ключ на цепочке. Вставил в скважину тумбочки компьютерного стола, повернул, открыл дверцу и достал кипу папок. Бросил на стол. Начал перебирать.

— Ты ведь не любишь зеркала? Вспомни…

Как он мог знать? Залез в голову, как к Максу? Лада боялась себе признаться, но с тех пор, как профессор появился в городе, ее не покидало необъяснимое чувство. Не просто волнение — ожидание.

Вспомни.

— …эту непреодолимую неприязнь. Ты будто кожей чуешь, что из зазеркалья на тебя смотрят. Твой темный близнец, который хочет поменяться с тобой местами. Скажи, в твоем доме не сохранилось фотографий, где ты младше пяти лет?

Первую свою фотографию Лада помнила прекрасно. На той самой школьной линейке, в белой блузочке, в сером ученическом сарафанчике, с букетом астр. С мамой рука об руку.

— Хах, кажется, что-то ты начинаешь осознавать. Но этого мало. Знаешь, твоя мама… та, кого ты за нее принимаешь… Можно родиться гением, но так и не узнать этого, прожить никчемную жизнь и умереть в безвестности. А можно встретить людей, подчас простых, тех, кто верит в тебя, вдохновляет, дает направление… ради которых ты готов пойти на все! И тогда для тебя больше нет преград. Да-да! Правда, жизнь может внести коррективы.

Колокольцев вытащил из кипы самый тонкий файл. Открыл и сунул Ладе под нос. В заголовке значилось:

«Пациент №… Анастасия Ивановна Ларина (Теремкова)».

А ниже — лицо ее матери.

«…выраженный персекуторный бред. Пациентка считает, что ее бывший муж украл их общего ребенка (дочь) и удерживает ее в подземном бункере. Бред яркий, реалистичный и логически безупречный…»

— Что… Мама?

— Мама, — кивнул Колокольцев. — Первая встреча… это было подобно удару молнии в безоблачный день. Я сразу понял — эта женщина… я даже не знаю. Идеал. Мечта. Воплощенное желание. Они любили друг друга нежно, алчно. Но потом… Ох, что-то я затянул со вступлением.

Он быстро застучал по клавиатуре, открыл окно с каким-то перечнем, выбрал нужное и аккуратно надавил… видимо, на «ввод». Потому что лаборатория опять затарахтела, и на Ладу сверху надвинулась шарнирная рука манипулятора с иглой.

Так вот что это был за укус! Максим вколол ей что-то, чтобы она отключилась! В этот раз укус был больнее, зато Лада осталась в сознании.

— Секвенирование и анализ интересующих меня участков этим старьем займут некоторое время. А пока у меня для тебя есть еще одна папка и кое-что повкуснее. Макс, будь добр.

Профессор положил Ладе на глаза ладонь. Ее кожа почувствовала дыхание ветра. Она вдруг оказалась внизу, в узкой комнате с разбитым окном. Лунный свет сочился сквозь прорехи в плюще, освещая руки и грудь стоявшего перед старинным сундуком человека — Максима? — и она видела эти руки, как будто они были ее руками.

Когда он только успел спуститься?

— Ты только посмотри на них! — восхитился Колокольцев, переводя ее взгляд на крышку сундука с шишечками по углам, на каждой из которых восседало по птице, и все они безмолвно смотрели на людей. — Какая дисциплина. А ты давай, Макс, открывай. Крышка не тяжелая.

Мужские — ее! — руки сжали монтировку.

— Какими бы мы ни были талантливыми. Какие бы теории ни строили. Чему бы себя ни посвящали. Мы должны признать: мы лишь пыль на ветру. Это не я, это Кастанеда. Мы знаем мало, понимаем и того меньше. Живем одним днем. Но следующий наступает неизбежно.

Макс просунул раздвоенный язык монтировки в щель между крышкой и передней стенкой сундука и, действуя ломиком как рычагом, пытался сорвать крышку. Птицы разом поднялись и закружили по чулану.

— В девяносто первом дочь Антуана Теремкова и Анастасии Лариной погибла в аварии. Анастасия Ларина в результате полученных травм больше не могла иметь детей. Она так и не пришла в себя от перенесенного. Попала в психушку. Однако в девяносто девятом, после выписки, у нее уже была пятилетняя дочь Аделаида.

Колокольцев оторвал ладонь от Ладиных глаз ровно на минуту и показал ей милицейский отчет. Ей хватило, чтобы рассмотреть. ДТП, август девяносто первого. Там была ее мать. И Теремков. И фото детского тела в джемпере и юбочке. Сломанная копия тех, из альбома.